ни мою детскую голову, ни его военную.

Сверху послышался нежный смех, а после знакомый мне голосок. Я сразу же оглянулся, замечая, что Катерина стоит босоногая на холодных деревяшках, отчего мгновенно стал строже обычного. Никогда за всю нашу историю безукоризненной любви я не был с ней строг. Не смел повысить голоса, а тем более поднять руку.

– Почему ты босая? Ты куда вышла в таком виде? Не май месяц, коли заметила! – меня не на шутку волновало чувство ответственности над нею и над самим собою. Она была младше и круглою сиротой, а я был для неё тем, кто мог спасти от страха остаться одной. В ответ я услышал робкий смех. Катерина никогда не грустила, она лишь смеялась и улыбалась при наших встречах.

– А ты не ругайся, душка. Зайди ко мне, чаем угощу, перед отъездом поцелуемся.

Эти речи сразили меня наповал. Я быстрым шагом направился к главному входу. Поднявшись по ступеням, я распахнул деревянную дверь, залетая в прихожую, а затем в саму квартиру. Сняв свой мундир, повесив на вешалку офицерскую шапку, я принялся снимать сапоги. В квартире играл приятный запах мандаринов и чего-то сладкого. Тогда, я так и не понял чего.

– Проходи. Чего же, как не родной совсем? – этот голос сводил меня с ума, и я, скинув верхнюю одежду, прошёл в гостиную квартиры. На стене красовалась полка с различной литературой: художественной, научной, различные учебники. Но то, что меня поразило больше всего – фотография британской учёной Мэри Сомервилль. Тогда я даже понятия не имел, кто это, но общение с Катериной дало мне больше знаний, чем лицей Петербурга. – Присаживайся, угощайся.

Я присел на диван, разглядывая личико своей ненаглядной. Она была безумно похожа на мою покойную матушку. Та тоже всегда смеялась и никогда не грустила, на все комплименты мужчин отвечала лишь редкими усмешками, заставляя моего отца ревновать её к каждому проходящему мужчине. Я погладил свои усы, и рядом со мной села Катерина. Она взглянула на меня, я на неё. Тогда мне не хотелось уходить из её квартиры. Хотелось остаться в Оренбурге с ней, не ехать никуда дальше Губернской улицы, не возвращаться в место моего служения. Будто бы читая мои мысли, она нежно поцеловала меня. Так страстно и чувственно. Я никогда не видел раньше в её поцелуях этого. Моя возлюбленная отстранилась и преподнесла к своим алым губам ладонь, чуть посмеиваясь.

– Катерина, – внезапно произнёс я, заключая в своих ладонях нежную руку моей спутницы. – Мой лучик света. Радость моих очей. Душа моя и жизнь моя. Вы, верно, знаете, что я уже завтра покидаю так полюбившийся мне Оренбург… Белогорская крепость и моя служба разлучает нас! Я не смогу пережить этого мучения, если не буду верить в то, что здесь, в стенах этой квартиры, будете ждать меня Вы, о моя Катерина!

Мой голос задрожал, когда её голубые глаза посмотрели на меня. Моё дыхание участилось, и я был не в силах сказать что-то больше. Мой взгляд перебегал с её прекрасных глаз на губы, шею и после вновь возвращался в былое положение. А она улыбалась. Так, словно видела меня насквозь и читала то, что бушует внутри меня.

– Согласна ли Вы, моя душа, стать моей спутницей жизни? Обещаю, по приезде в Оренбург мы сразу же свяжем нашу любовь узами брака!

Она лишь посмеялась и кивнула головой. Это был знак для меня, и я, на радостях, страстно и со всею любовью поцеловал свою возлюбленную.

Я так и не мог понять, что же помешало счастию Аркадия и Катерины. Что могло разлучить два любящих сердца? Этот вопрос оставался для меня загадкой. Тем временем, на улице уже всходило солнце. Здания были облиты золотым светом, а яркий луч светил из-за крыши прямо мне в глаза. Я потёр уставшие веки и продолжил слушать Аркадия, который с небольшой передышкой заговорил.

– Спросите, почему же мы не женаты? Она вышла замуж за другого во время моей службы. По началу мы писали друг другу письма, она приезжала ко мне в Белогорскую крепость и мы часто виделись там. Гуляли, целовались и строили планы на совместное будущее. Я служил в крепости восемь лет. После двух пролетевших года она перестала ездить ко мне. Редко отвечала на письма, а после и вовсе я не дожидался её ответа. Уехать оттуда я не мог, а моё сердце обливалось кровью.

И вот, наконец, я закончил службу. На радостях, уже представляя себе страстные поцелуи любимой, я ехал в Оренбург. Моя душа, сердце трепетали от одного лишь её образа в моих глазах. Приехал я ночью 29 ноября. Помню, как сейчас, вечер был достаточно холодный. Срывались с неба снежинки, а луна давно освещала пустые улицы родного города. Быстро выбежав из поезда, я стал оглядываться, но моей ненаглядной я так и не видел. Стоял так час, второй, а околев с ног до головы, решил добежать до того самого балкона. По скользким тротуарам, по заснеженным камням бежал я, не озираясь по сторонам, не замечая ничего вокруг. Уже не помню чувств своих в тот момент. Ноги сами вели меня туда, где ждёт меня любимая. Сердце опустошалось с каждым шагом, а из глаз текли слёзы. И вот в прекрасном свете луны я увидел тот самый заветный балкон. Снег разошёлся не на шутку, и с неба уже падали огромные хлопья, застилая землю белоснежным покрывалом. Всё вокруг спало мёртвым сном, а может и вовсе затихло от моего волнения. Но вот я услышал детский смех и позже голос. Мужской голос. Сердце ёкнуло, но я отказывался верить в это. И так я простоял под диким снегом ещё один час. Её не было видно. Снег стал затихать, а мерзкий ветер пробирал до глубины души, заставляя внутри скрипеть от холода кости. Поплелась моя безжизненная душа вновь на вокзал, покупать билеты в Петербург. Поезд был на шесть часов утра, и я присел на ступени. Заснеженные ступени вокзала. Время было половина четвёртого, и сзади я почувствовал нежное, тёплое прикосновение руки.

– Я скучала, товарищ офицер…

Я оглянулся и увидел её. Быстро вскочив, мои глаза наполнились слезами, а губы сами дали себе волю. Щёчки были холодными от студёного мороза, а на губах ещё не растаяла последняя снежинка. Её лицо было полностью зацеловано моими губами, а после я поцеловал её в алые губы, так же страстно и чувственно, как тогда. Но она уже была не той. Не той, которой была тогда. Резкая темнота заставила нас разлучиться друг от друга. Я отстранился и смотрел на неё. Луна уже не светила, а тускло меркла из-за облаков, которые приглушали её яркий свет. Лицо Катерины в тот момент я запомнил навсегда…

– Катерина… Я испугался, что ты…

– Я и правда замужем, офицер.… Не стоит нам больше встречаться. Это была наша последняя встреча.

Она лишь опустила мои руки, перед этим поцеловав их, и собиралась уходить. Моя рука быстро схватила её локоть. Глазки светились, словно тысячи звёзд сверкали в них. Погода в тот