Хлеб также был необыкновенно свежим и ароматным. Ну, а копчёные колбаски исчезли буквально за считанные секунды.
– А ты заметил, как они говорили? – спросила вдруг Эмма.
– Кто? – не понял я.
– Ну, владельцы отеля, – пояснила она, – У них, мне показалось, какое-то восточно-германское произношение…
– Думаешь, они из бывшей ГДР? – удивился я.
– Возможно… – задумчиво ответила Эмма, – Почему бы и нет? Переехали сюда после падения берлинской стены, купили эту гостиницу…
– Мне кажется, это просто из-за возраста, – сказал я, – У каждого поколения –свой диалект.
– Возможно… – повторила Эмма и продолжила, – Наверное, это не так уж и плохо… Всю жизнь вместе… Им наверняка уже за семьдесят, если не больше… Представляешь, они прожили вместе лет пятьдесят… Интересно, что будет с нами через пятьдесят лет? Ты будешь меня по-прежнему любить?
– Буду… – и я нежно коснулся ладонью бедра Эммы.
Она внимательно посмотрела мне прямо в глаза и едва заметно улыбнувшись спросила:
– Даже когда я стану седой и старой, с массой морщин? А вокруг будет множество молодых и красивых девушек?
– А зачем мне множество молодых и красивых девушек, когда у меня есть ты? – сказал я.
Эмма улыбнулась и накрыла мою руку своей рукой:
– Это хорошо, но посмотрим, как ты будешь рассуждать лет через тридцать или пятьдесят.
– И через тридцать, и через пятьдесят лет я буду рассуждать так же, – решительно сказал я, – Кстати, я бы не имел ничего против, чтобы на старости лет прикупить такой вот отель…
– Договорились, – улыбнулась Эмма, – Мне эта идея тоже нравится.
– А я, кстати, совершенно серьёзно, – сказал я.
– Хорошо, – кивнула Эмма, – И мы тоже будем такими же гостеприимными хозяевами. Согласись, это было очень мило с их стороны сделать нам такой вот подарок…
– Да, хлеб – это просто что-то невероятное, – сказал я, – Не помню даже, когда я ел что-то похожее… Если, вообще, ел… И вино тоже – нерядовое…
Я посмотрел на бутылку, которая стояла посреди стола – на белой этикетке красовались чёрные готические буквы выстроенные в несколько строчек, и четыре цифры указывали год…
Название вина было мне незнакомо. Строчкой ниже было написано: «Ahr», Ар – это винный регион недалеко от Бонна и Аденау, это мне уже ближе… Однако… Я повнимательнее взглянул на цифры… Что за наваждение? «1986». Этого просто не может быть!
–Эмма, посмотри! – я поспешно поставил свой стакан на стол и быстро повернул бутылку этикеткой к ней.
В следующую секунду я, как и ожидал, увидел, что лицо Эммы удивлённо вытягивается, а глаза – округляются.
– Невероятно! – сказал я, – Ты представляешь, они нас угостили двадцатилетним вином! Какие добрые старички – это вино, наверное, стоит бешеных денег… Подумать только – восемьдесят шестой год!..
Удивление на лице Эммы не уменьшилось, однако на этот раз она удивлённо смотрела на меня.
– Что? – я почувствовал, что что-то было не так…
Эмма молча осторожно взяла бутылку за горлышко и повернула её этикеткой в мою сторону. Я замер в изумлении – оказалось, что я читал этикетку под некоторым углом, но сейчас, когда я посмотрел на эту небольшую бумажку в упор, я чётко увидел четыре цифры: «1936».
Не меньше минуты я и Эмма молчали, тупо глядя то друг на друга, то на странную бутылку. Потом мы неспеша продолжили наш ужин, пробуя вино лишь маленькими глоточками, чтобы растянуть удовольствие на подольше.
– Странно, – наконец сказал я, – Совсем не чувствуется, что это такое выдержанное вино… Я бы сказал, что ему явно не больше двух-трёх лет, оно ещё даже чуть сладковатое…
– Оно и не может быть таким старым, – задумчиво отозвалась Эмма, – Посмотри на этикетку – кажется, что её напечатали и наклеили совсем недавно.
– Может, это просто опечатка? – предположил я.
– Скорее всего, – кивнула Эмма, – Или они специально написали текст этикетки готическим шрифтом, под старину, ну а потом подобрали год, чтобы соответствовал…
– То есть, это – что-то вроде исторической подделки?
– Да, – сказала Эмма, – Знаешь, на шоколаде тоже иногда пишут «1895», хотя все прекрасно понимают, что это просто такой фирменный знак…
Ужин был закончен. В бутылке оставалось ещё немного вина, но мы решили допить его чуть попозже.
– Я пойду купаться, – сказала Эмма.
– Можно с тобой? – вкрадчиво поинтересовался я, тоже поднимаясь из-за стола.
– Я подумаю…
Эмма взяла шампунь из нашей дорожной сумки и направилась в ванную. Старушка оказалась права – у них в отеле, действительно была горячая вода. Странно, правда, что она вообще об этом специально упомянула, но, видимо, воду здесь хозяева подогревали, либо когда у них были постояльцы, либо когда им самим было нужно…
Вода стремительным широким потоком вырывалась из слегка приплюснутого крана наполняя массивную пузатую ванну. Эмма плеснула немного шампуня в струю, чтобы создать пену. Потом, когда белая ароматная пена поднялась над округлыми краями ванны, она скинула с себя одежду и, подобно античной богине – с достоинством и осознанием собственной красоты, медленно погрузилась в невесомое белое облако…
Я вышел в комнату и, погасив свечку, всё ещё горевшую на столе, наполнил стакан оставшимся вином – там как раз хватило на один стакан. Вернувшись в ванную, я протянул вино Эмме и снова попросил разрешения присоединиться к ней. Эмма изобразила на лице некоторое раздумье, а потом, слегка пригубив вино и видимо удовлетворившись качеством моего подношения, великодушно кивнула приглашая войти в белое облако пены…
Из ванны я вышел первым. Ожидая Эмму, я расстелил постель и стал разглядывать небольшую картину, которая висела над кроватью. На картине была изображена сценка из римской жизни. У основания величественного здания с колоннами прогуливалось несколько человек в античных одеждах. Молодая симпатичная женщина с красивой диадемой на голове шла в компании пожилого солидного римлянина. С мечтательным взглядом и едва уловимой улыбкой она оглянулась на молодого человека стоящего у колонны. Её спутник, наверное, знатный патриций или сенатор, не замечая этого продолжал свою прогулку. Юноша у колонны был изображён со спины, но было видно, что он смотрит на обернувшуюся к нему женщину и, казалось, вот-вот отойдёт от колонны и