косолапый престарелый колдун Абаназар действительно напоминал скрюченное дерево, его длинные суставчатые пальцы – кривые обрубленные ветви или крабьи лапки, а лицо по форме и цвету походило на сморщенный сушеный финик. Был он лыс, почти безбров и вечно недовольно тряс жидкими остатками козлиной бородки, придерживая пальцами огромную чалму, чтобы та ненароком не свалилась с его несоразмерно маленькой лысой головы. Ахмед терпеть не мог скупого, вечно недовольного всем старикашку, но не без причины побаивался – колдун как-никак. Вдруг возьмет да и обратит во что-нибудь эдакое. Колдун из Абаназара, по правде сказать, никакой, но в змею там или в жабу – так это запросто, подвернись ему кто под горячую руку. Неудачи последних лет сделали из Абаназара желчного, ворчливого старика, ведь лампа с джинном никак не давалась ему в руки, будто специально играла с колдуном в прятки. И не помогали колдуну ни страшные опыты над животными, ни витиеватые заклинания, ни слышимый одному колдуну глас хитрых молчаливых звезд.

Загребая чувяками дорожную пыль, Ахмед понуро брел по дороге к городу вдоль полноводного арыка, мимо клочков земли, гордо именуемых чиновниками полями, на которых, не разгибая спин, трудились бедняки, чтобы накормить не столько себя, сколько бесконечное количество ненасытных чиновничьих ртов. На базар идти вовсе не хотелось – опять без толку проторчишь на душной и пыльной площади целый день, и никто ничего не купит. Ведь какой дурень возьмет лампу за тысячу динаров, чтобы исполнить всего одно желание, да и исполнится ли оно еще, неизвестно.

Но все же лампы, хотя и очень редко, но покупали. Каждый раз, продав лампу очередному богатому остолопу, Ахмед трясся от страха, как можно быстрее удаляясь от города, потому как глупый богач мог и не получить того, за что заплатил.

То были обычные лампы, коих в любой лавке жестянщика пруд пруди, а фокус заключался вовсе не в лампе, а в волшебном кольце Абаназара, которое тот где-то раздобыл еще на заре своих времен и вот уже многие десятилетия бессовестно пользовал джинна кольца. И стоило колдуну вовремя не среагировать на желание вновь купившего лампу, тогда Ахмеду уж точно пришлось бы несладко. А уж если богатый дуралей пожелает чего-нибудь из ряда вон выходящего… Ахмеду даже и думать об этом не хотелось. Джинн кольца был довольно слабым магом, но с желаниями каждого очередного остолопа пока справлялся, ведь заказывали всегда одно и то же: золото, драгоценности, новый дом в престижном районе или сундук, а то и два-три, барахла для сварливой жены – на большее фантазии просто не хватало.

Одного Ахмед не мог уразуметь: зачем вообще Абаназару понадобилось так рисковать, пусть и не своей шкурой, а Ахмедовой, получая за лампу какие-то презренные тысячу динар, когда джинн кольца безо всяких проблем мог в любой момент наполнить ветхое жилище мага до краев, да еще с горкой, завалить золотом и драгоценными камнями. Однажды Ахмед спросил у колдуна напрямую, но тот только невнятно огрызнулся. Больше Ахмед к нему с этим вопросом не приставал.

У ворот города, как всегда, толпились нищие, облепляя, словно пчелы мед, каждого идущего в город. Другие сидели вдоль дороги у стены, протягивая тощие грязные ладони и непрестанно качая головами, – эти были несколько сдержаннее, но Ахмед всегда обходил и тех, и других стороной. Нищие вызывали у него омерзение, к тому же могли походя обобрать почище шустрого карманника. Завидев нищих, Ахмед всегда старался принять как можно более забитый и изможденный вид, и нищие его всегда принципиально игнорировали. Но сегодня один из них, сидящий в сторонке у стены, не сводил с Ахмеда пристального взгляда, прямо-таки пожирал глазами. Было в нищем, к тому же очень странно одетом, нечто до боли знакомое. Ахмед остановился и присмотрелся повнимательнее, наморщив лоб, затем морщины его разгладились, а брови поползли вверх.

– Шеф? – хрипло выдавил Ахмед, облизнув враз пересохшие губы. Лямки бамбуковой подставки соскользнули с его покатых плеч, и медные лампы загремели, рассыпавшись у ног Ахмеда. Позабыв обо всем, быший разбойник взмахнул руками и бросился к тяжело поднимающемуся с земли молодому человеку, у которого на лице застыла неловкая улыбка. – Шеф!!!

– …Вот так Ахмед все и было, – грустно закончил Максим, рассеянно вертя в пальцах пиалу с жидким зеленым чаем.

В маленькой чайхане, где Ахмед с Максимом сидели уже довольно долго, было немноголюдно и тихо, и ничто не мешало им спокойно вести задушевную беседу.

– Но как же тебе удалось спастись от палача? – спросил Максим, поднимая глаза.

– Повезло. – Ахмед отхлебнул из пиалы и почмокал губами. – Вы помните Стального Когтя?

– Ну?

– Так вот он засветил в глаз вертухаю…

– Ахмед, я тебя умоляю: завязывай ты уже с феней, – поморщился Максим.

– А чего? Очень даже круто!

– Ничего крутого. Культурные люди так не разговаривают. Понты – не более.

– Вы так думаете? – Ахмед подозрительно скосил один глаз на своего бывшего предводителя. С ним что-то было не так. Ахмед никак не мог взять в толк, куда подевался его неугомонный, напористый шеф, которого он знал.

– Уверен!

– Ну ладно, – вздохнул Ахмед, безразлично пожав плечами. – В общем, Саид э-э… дал в глаз стражнику и раскидал еще двоих. Остальные стражники бросились на подмогу, а я смазал ласты под шумок. То есть сбежал, – быстро поправился Ахмед.

– И перебрался в другой город, – понимающе покачал головой Максим. – Умно. Кстати, а что это за город?

– Гульканд. Разве вы не знаете?

– Ахмед, кончай тупить, – набычился Максим. – Я же тебе арабским языком объясняю: уснул там, у себя, а проснулся здесь, у городской стены.

– Да-да, я забыл, шеф.

– И не называй меня шефом.

– Как?! – подскочил на курпаче пораженный Ахмед. – Вы что же такое говорите?!

– То и говорю, – буркнул в сторону Максим. – Какой я тебе шеф? Я Махсум, просто Махсум, без всяких там титулов и прилагательных. Были да выветрились все.

– Чего? – почесал затылок Ахмед, во все глаза уставившись на Максима.

– Забудь, долго объяснять, – только отмахнулся тот, поднес к губам пиалу и сделал небольшой глоток.

– Нет! – грохнул пиалой об топчан Ахмед, расплескав остатки чая. Несколько человек, сидящих поблизости, повернули к нему головы. – Такое не забывается! Вы мой шеф навсегда! Мы с вами вместе столько тягот и невзгод вынесли.

– Ты, главное, громче кричи, – затравленно втянул голову в плечи Максим. – И не забудь рассказать всем про эти самые тяготы. Мне почему-то кажется, в Гульканде палачи не менее искусны, чем… сам знаешь где.

– Ох! – поспешно прикрыл ладонью рот Ахмед, понизив голос до шепота. – Знаете,