поторопилась она с разводом?..) и окончательно избавившее от мучившей ее в начале разговора нерешительности.
— Конечно, полечу! Люди же мы, как ни говори… Знаешь, мне не хочется обращаться к его… к нашим с ним знакомым насчет билета… Вот какой ты догадливый!.. Я и думаю, тебе при твоих связях… Слушаю… Так… Касса номер три… Записываю: Вера Ивановна… от тебя… с приветом… Все поняла… Завтра с утра зайду на работу, покажу телеграмму, напишу заявление за свой счет и — прямиком к твоей Вере Ивановне… Простые у меня на сегодня планы: поесть, помыться и спать завалиться… Поработай, поработай! На службе тебе времени не хватает! Отдыхал бы лучше… Вот-вот… Ладно, я тебе позвоню, когда билет будет на руках… Хорошо… И я тебя целую. До свидания!
Самолеты продолжали лететь по заданным маршрутам — между истинным небом и облаками, прижавшимися к Земле, теплой и вечной, по которой время ежесекундно сверяет трассы всех человеческих жизней…
15
Над плотно запеленавшими землю облаками, под синим сводом истинного неба, летел на запад, догоняя уходящий вечер, самолет. Обжившись в откинутых креслах, Корытов и Бубнов, выспавшиеся после принятого вчера снотворного, делали вид, что дремлют. Разговаривать не хотелось. Наметившаяся в дни совместной поездки теплота в их отношениях исчезала — оба это ощущали, — истаивала без каких-либо видимых причин. Отношения, по мере сокращения расстояния, остававшегося до Ленинграда, куда тот и другой мысленно уже прилетели, приобретали привычный деловой характер… Другой самолет — родной брат первого — в те же минуты летел на восток, навстречу надвигающейся ночи, пронося в себе большеглазую женщину. Где-то над Западно-Сибирской равниной трассы самолетов разминулись, и никто из пассажиров этого мгновения никак в себе не ощутил. Не ощутил его и Корытов, неторопливо, с непонятным самому безразличием обдумывающий последовательность своих действий по прилете: когда позвонит Зинаиде, успеет ли что-нибудь купить на ужин (не запоздает ли самолет — не закроются ли магазины?), с утра ли пойдет на работу или не станет спешить — явится после обеда. И упорно не думающий про предстоящую в ближайшие дни встречу с женами погибших операторов… О пролетевшей навстречу женщине он почти ничего не знал — только то, что отложилось в памяти из рассказа Егорина про командира экипажа: «Командир и сам из Москвы. Квартира у него там, жена. Детей нет вроде…» Немного. А если бы знал больше? Если бы знал о ней все? Изменило это что-нибудь? Помогло бы ему избавиться от ощущения неудовлетворенности, недовольства собой? Приостановило бы разрастающуюся в душе опустошенность? Неизвестно… Навязавшиеся на дорогу строки когда-то прочитанного стихотворения назойливо, под популярный погоняющий мотив повторялись в голове Корытова: «Вот жизнь моя — поберегите… Вот жизнь моя — поберегите… Вот жизнь моя…»Самолеты продолжали лететь по заданным маршрутам — между истинным небом и облаками, прижавшимися к Земле, теплой и вечной, по которой время ежесекундно сверяет трассы всех человеческих жизней…