сердилась, ни разу и словом не намекнула, что они напрасно потакают моим капризам, предоставляя им воспитывать меня по своему усмотрению. Это в частности включало в себя уроки обращения с оружием, которые давал мне воевода Эльфина, силач Киалл, возившийся с нами — малышами, хотя на нем лежала забота о всей дружине.

Киалл вырезал мне мой первый деревянный меч, да и копье тоже. Меч был тонкий, легкий и не длиннее моей руки, но я считал его непобедимым. Этим деревянным мечом Киалл показывал мне, как надо наносить и отбивать удары, рубить наотмашь; копье следовало метко бросать в цель любой рукой с опорой на любую ногу. Он учил меня сидеть на лошади, направляя ее коленями, показывая, как в случае нужды следует заслониться ею вместо щита.

На шестом году жизни я провел целое лето у Эльфина. Хафган и Киалл только что не дрались из-за меня. Кроме них, я почти никого не видел. Мать заехала на несколько дней, и я расе! роился, думая, что она надумала забрать меня. Однако она просто решила меня навестить.

Убедившись, что все благополучно — в этом ее уверили Хафган и Киалл, — она вернулась в Инис Аваллах, а я остался в Каеркеме. Так было положено начало порядку, который соблюдался потом несколько лет кряду: зима в Инис Аваллахе с Давидом и Блезом, лето в Каеркеме с Эльфином и Киаллом.

Каер Эльфина отличался от Аваллахова дворца решительно всем: там — холодные высоты рассудочного изящества и запредельной красы, здесь — земная явь камня, пота и стали. «Мозги и кровь» — сформулировал однажды Киалл.

— Да?

— Мозги и кровь, парень, — повторил он. — То и другое у тебя есть, и это все, что нужно воину.

— А я стану воином?

— Станешь, если мне не помешают, — сказал он, опираясь жилистыми ладонями на рукоять длинного меча. — У тебя дар от самого Ллеу — ты быстр, как вода, легконог, как кошка, мне уже трудновато за тобою угнаться. Осталось немножко мяса на косточки нарастить, а это дело времени.

Мне были приятны его слова, и я знал, что они правдивы. Я и впрямь был проворней других мальчишек, мог потягаться с ребятами вдвое старше себя и легко справлялся с двумя сверстниками. Многих изумляло, что я вытворяю со своим телом, я же не видел в этом ничего странного. Напротив, я удивлялся, что не все так владеют мышцами, не все могут сплавить тело и мозг воедино. Стыдно признаться, но из-за этого я изрядно задирал нос.

Смирение приходит с опозданием, если вообще приходит.

Итак, я рано узнал две вещи: я буду жить долго и стану королем. И третья: мне удастся либо не удастся обрести Покров Власти, о котором говорил Блез. Я не видел особой причины к этому стремиться, поэтому вскоре и думать забыл про сам разговор.

Однако я очень хотел быть воином. Знай я хоть в малой мере, как огорчает это мою мать, я бы хоть немного сдерживал свое рвение, по крайней мере в ее присутствии. Впрочем, я был глуп и слеп и ни о чем другом не говорил.

Я трудился без устали, и труд был мне в радость. Я просыпался первым в мальчишеском доме и до рассвета выбегал во двор поупражняться в фехтовании, верховой езде, бросании копья, искусстве обращения со щитом или рукопашной борьбе... Я занимался как одержимый. Лето пролетело в угаре мальчишеской страсти; я молился, чтоб оно не кончилось никогда.

Однако оно кончилось, и я вернулся в Инис Аваллах в сопровождении Блеза и отряда воинов. Помню, как мы ехали: стояли светлые осенние дни, мы проезжали мимо созревших нив, через селения, где нас тепло привечали и кормили как на убой.

Мама несказанно обрадовалась моему возвращению, но я уловил и ее печаль. И еще я заметил, что она провожает глазами каждый мой шаг, надолго задерживается взглядом на моем лице. Неужто я так изменился за несколько месяцев в Каеркеме?

— Ты так быстро растешь, соколик мой, — сказала она. — Скоро улетишь из своего гнездышка.

— Я никуда отсюда не денусь. Куда мне идти? — искренне удивился я.

Мысль покинуть Инис Аваллах никогда не приходила мне в голову.

Харита легонько повела плечами.

— Выберешь место и поселишься там. Ведь ты должен стать Властителем Лета.

Так вот о чем она думала!

— Но ведь на самом деле такого места нет, правда, мама?

Она улыбнулась чуть печально и покачала головой.

— Нет. Сейчас нет. Это тебе, родненький, предстоит создать Царство Лета.

— Я думал, Летние земли...

— Нет. — Она снова покачала головой, но печаль уже ушла, и я увидел, как блеснули ее глаза. — Летние земли — не то царство, о котором мечтал твой отец, хотя, может быть, здесь он и думал его создать. Летнее царство там, где живет Повелитель Лета. Тебе надо лишь провозгласить себя королем.

Мы и прежде говорили о Царстве Лета, но сейчас разговор получился совсем иным. Это Царство перестало быть маминой сказкой. Я почувствовал, что оно в некотором смысле действительно существует, надо лишь вызвать его к жизни. И впервые я понял, что моя судьба, как и судьба моего отца, накрепко сплетена с видением этой дивной земли.

Осенью я вернулся к занятиям с Давидом, священником в нашем храме. Я читал по его священным книгам, ветхим и выцветшим, а потом мы обсуждали прочитанное. В то же время Блез наставлял меня в друидическом знании. И тому и другому я предавался с не меньшим рвением, чем летним урокам военного мастерства.

Сознаюсь, это было непросто. Порою я чувствовал, что разрываюсь на части, как ни оберегали меня Блез и Давид, а более заботливых наставников не было еще ни у одного мальчика. Наверное, иначе и быть не может, когда так сильно хочешь все сразу. Мои учителя видели, как я себя изматываю, и огорчались.

— Не стоит себя так терзать, Мирддин, — как-то сказал мне Блез в тоскливый промозглый зимний вечер, когда я тщетно пытался затвердить длиннейшую «Битву деревьев». — Тебе совершенно необязательно становиться бардом. Погляди вокруг — многие и без этого живут.

— Мой отец, Талиесин, был бардом. Хафган говорит — величайшим бардом всех времен.

— Так он считает.

— А ты нет?

Он рассмеялся:

— Разве можно перечить верховному друиду?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Ладно. — Он надолго замолчал. — Да, твой отец был величайшим из нас, более того, он был мне другом и братом. Но... — Он предостерегающе поднял палец. — ...Талиесин был... — Блез снова надолго замолк и слегка дернул плечами, раздумав говорить то, что уже было начал. — Но не каждый может стать тем, кем он был, или достичь его высот.

— Я обязательно стану бардом. Я буду стараться изо всех сил, Блез. Обещаю.

Он покачал головой.

— Дело не в старании, Сокол.

— А в чем? Чего ты от меня хочешь? — захныкал я. — Только скажи.

В карих глазах наставника светилось сочувствие; он хотел,