Следователь проследовал за ними, держась на некотором расстоянии, пока Кудашкины не скрылись в дверях промтоварного магазина. Через большие стёкла витрины он видел, как дочь выбирает отцу рубашки, бельё, а тот отмахивается, видимо говоря, что ему ничего не нужно, ведь "там" ничего не понадобится, что ему выдадут всё казённое. Скорее всего, дочь вытащила отца в магазин, чтобы приготовить его к возможному аресту, чтобы он был одет во всё новое, а тот столкнувшись с такой "взрослой", присущей жене, но не дочери заботой… стеснялся, но не отвергал, и в конце-концов подчинялся.
Следователь не мог больше на это смотреть. У него тоже были дети, сын и дочь. Сын такого же возраста, что и эта девочка. Способны ли его дети вот так… если он… если с ним?… А способен ли он, если с его детьми?…
Вечером следователь пошёл в единственное в городе кафе-ресторан. Он демонстративно заказал одного пива и его расчёт вскоре оправдался: с соседних столов ему прислали сначала бутылку вина, а затем и подсели осиротевшие подручные "Короля". Выпили и вскоре "королята" осторожно, издалека стали расспрашивать, изображавшего немалую степень опьянения, следователя как продвигается "дело". Они переживали не столько за бывшего атамана, сколько оттого, что он перелопатил в военкомате карточки местных "дембелей". Следователь заплетающимся языком успокоил их, дескать никого не подозревает и начал откровенно "плакаться", что теперь начальство ему шею намылит за то что ничего не "накопал". Да и как тут "копать" если убийцы давно уж нет не то что в городе, но и вообще ни в области, и нигде поблизости, ищи ветра в поле. Теперь остаётся заказчиков искать, а они разве здесь, они может в области, а может и ещё дальше, да и вообще это люди, видимо, весомые с деньгами, они-то алиби себе сумели обеспечить, разве к ним подступишься. А его вот, старого следака теперь во всех грехах, в некомпетентности обвинят, в общем, сделают козлом отпущения…
Следователь до того вошёл в роль, что собрал вокруг себя не только бывших "королят", но и простых зевак, любителей на халяву допить из недопитых рюмок. Таким образом, очень много народа узнали, что убийца не найден, и более того поиски фактически прекращены. Следователь, конечно, сильно рисковал, эта "демонстрация" могла ему выйти боком – невзначай, кто-нибудь отсюда мог звякнуть в его управление, поведать о его пьянстве по кабакам, вместо работы в поте лица. Но уж очень ему хотелось, чтобы хоть как-то это дошло до бывшего прапора и его дочки, что они могут жить спокойно и не заготавливать вещи для отсидки, не "сушить сухари". Ради этого он так легкомысленно, не по возрасту рисковал.
В сентябре Маша пошла в десятый класс, и здесь уже от новых подруг узнала, что областной следователь, нажравшись как свинья в ресторане, плакал оттого, что не может найти убийцу, что его совсем не здесь искать надо… и что вскоре после этого он отбыл восвояси. Маша в тот день не дожидаясь конца занятий, в большую перемену, прибежала домой, благо новая школа находилась в пяти минутах ходьбы. Она торопливо поведала как раз пришедшему с очередного ночного дежурства отцу… радостные вести.
– Хорошо Машенька, раз так может и пронесёт,– устало отреагировал на возбуждённый рассказ дочери Семён Петрович.
На своей работе он тоже слышал о загуле следователя в ресторане перед отъездом. О том же говорил ему и тот знакомый участковый. Всё вроде бы складывалось хорошо, вот только смущало Кудашкина, что следователь, человек немолодой и до того две недели проведший в городе совершенно незаметно, вдруг так публично "выступил". Семён Петрович, чувствовал, что здесь что-то кроется, какая-то загадка. Однако тяжесть, камнем лежавшая на нём несколько последних месяцев, и особенно последних недель, которая давила на разум, вязала буквально по рукам и ногам… эта тяжесть как-то заметно пошла на убыль. Словно оковы спали с Кудашкина, и ему вновь захотелось жить. Семён Петрович знал зачем и для кого ему надо жить, и жить ещё долго.