жизнь содрогающегося тела. Человек поспешил отойти от обречённого, утешив себя мыслью о том, что сокращение на одну единицу никак не опечалит внешний вид общины. В конце концов, это даже полезно, потому что рост популяции ещё никому не приносил счастья, как о том думают вдохновлённые красотой и молодостью нагие девушки и юноши.

В голове человека всё ещё звучала «Смерть Озе», когда он не спеша закрывал двери ресторана. Он не сказал шефу о том, что видел. Слишком большая ответственность за неизвестную и предрешённую судьбу. В довесок, слишком много времени отнимает разъяснительная поножовщина. Никто не горит желанием отвечать на бездарные вопросы бездарных людей, при этом чувствуя безосновательную вину и нервируя при каждом движении стража правопорядка. Поэтому человек ушёл в мокрую сырость ночной улицы, хлюпая туфлями по лужам и противясь каждой мысли вернуться обратно.

Пожилая хозяйка дома, теребившая в дверь человека, поспешила доложить о том, что подселила на блок очередного квартиранта и, что было неизбежно, напомнила о квартплате за месяц. Новым жильцом оказался некто неизвестный с пробитыми, как бумага дыроколом, венами и хмурым побледневшим лицом. Проще говоря, это был самый обычный наркоман, которых вы сможете отыскать сотни сотен, блуждающих от железнодорожного вокзала до асфальтных мостов, озаглавленных именем какого-нибудь учёного или генерала. Таких людей проще избегать, чем понимать, потому что знание не всегда является первопричиной выживания. Скорей наоборот: ваше знание прямо пропорционально неминуемой беде. Чем больше вы будете знать, тем больше вам нужно избегать ваших знаний и, что самое главное, изредка отвлекаться на что-нибудь безвкусное.

Человек наткнулся взглядом на застывшего на лестничной площадке беднягу, который всем своим видом выказывал желание познакомиться. Было ясно, что этот наркоман ещё более одинок, чем какой-нибудь космический объект за тысячу световых лет отсюда. В какой-то степени он и был космическим объектом: вечно затерянный и скитающийся по ветру, как сухой лист каштана. Пустота прямо-таки вырывалась из его глаз, что было похоже на раздувшийся детский шарик, который обещает вот-вот лопнуть и заляпать всех вокруг.

Парень в полосатой кофте представился, и человек ощутил лёгкую радость, распознав хорошие манеры в неприятном сюрпризе. Новый сосед не скрывал определённую неуверенность и скрытно развивающийся аутизм, отчего было спокойнее. Перекинувшись парой фраз, парень спросил о занятии человека, заранее рассказав о своей новой работе на заводе. Человек не растерялся и сразу же ответил, что он пианист. Подобное слово прозвучало как откровенная похабщина, спровоцировавшая гробовую тишину, и пианист не преминул замять общение и удалиться как можно скорее.

Рыжий пёс нагадил в ванной и, выбежав с довольным видом, заулыбался при виде нового хозяина. Его самочувствие заметно улучшилось, потому что он обрёл крышу над мордой и алюминиевую миску с жёлтой кашей. Чего не скажешь о человеке, вернее, пианисте (что было двумя крайностями природной амбивалентности). Он не ощущал уверенности в сегодняшнем дне, который прошёлся по нему беспощадным катком. Будущее было пропагандой, что витала где-то в туземном пространстве. Он лёг спать и видел во сне ласковый голубой дождь, стекающий по крышам. Видел вдохновлённые лица и спящих львов. Ещё он видел окровавленного мужчину из того самого клозета, который до сих пор тянул руку и просил помощи.

3

Что касается врождённой амбивалентности, то она присуща любому, кто шагал по твёрдой земле. Всякому хоть раз в жизни хотелось быть палачом, и всякий чувствовал себя обречённой жертвой.

По дороге в университет, пианист размышлял о вариативности судьбы и часто вспоминал шутки непредсказуемого рока. Многообразие жизни запирает саму жизнь в вакуум, потому что человек не металлическая машина и ему приходится выбирать. Не важно, чего вы желаете больше – купить яхту, написать роман, набить свой замок наложницами или помочиться на Тадж-Махал, – вам нужно сосредоточиться на единой цели, махнув рукой на остальные. Купив яхту, в изнеможении, лени и деградации вы не станете писать роман. В свою очередь, написав непревзойдённый роман, надобность в замке с наложницами иссякнет, ибо вы натура тонкая и поэтическая. Помочившись на Тадж-Махал или заимев замок с наложницами – песочные часы, которые вы доселе крутили в ладони, разобьются, потому что идиоты и развратники долго не живут. Если в этом кара их не настигла, то сам факт безобразных желаний убивает какой-либо смысл жить.

С самого детства пианист, ещё до встречи с нотным станом, мечтал стать пловцом. Он чувствовал, что вода – его стихия, и кроме плесканий ничего не желал. Рассекая сквозь прозрачные воды и сбивая волнам темп, пианист воображал, что таким образом может быть подобным Богу. Чем быстрее он плыл, тем больше ощущал отрешение от всего земного. Скорость, грация, сила и выносливость – вот качества, которые привлекали его больше всего. И вода была единственным прибежищем для его пытливой души и, одновременно, способом приближения к загадочному создателю.

Его школьную команду разогнали, и это был первый случай разрушения иллюзий. Обедневший город, хозяева которого выделяли деньги только на деревья и асфальт, отобрал надежды на олимпийское золото. Никто не хотел финансировать сборище голых босяков, и разочарованные мальчики вернулись домой к своим мамам. Теперь невозможно представить, выросли бы пловцы в чемпионов или нет. Мечты отобраны, и пианисту остаётся только о них вспоминать.

В очереди к методисту человек чувствовал себя как рыба в высыхающей луже. Большинство студентов были разбиты, несчастны, подавлены или, как они сами любят говорить, уставшие от жизни. Угнетающая бетонная коробка, которую приходится видеть изо дня в день, на подсознательном уровне становится шедевром искусства, за неимением других пейзажей. Напечатанные лица, разницу в которых невозможно заметить, слоняются от одной стене к другой. Противные преподаватели с мерзкими характерами мечтают больше о конце света, чем об кардинальных переменах. Их жажда к обучению провоцирует разве что на человеконенавистничество, но никак не вдохновляет на филантропию. И в этом узком на впечатления кругу таится главный признак совершенства тирании: нужда.

Не успев заявить о своей проблеме, пианист был обсыпан с ног до головы оскорблениями методиста. Чем громче она кричала, тем непонятнее становились искажённые яростью слова. У пианиста на мысленном