Оказавшись перед обычным пятиэтажным домом, Аэлита решила спрятаться за желтовато-зелёными деревьями, которые находились рядом с детской площадкой. Она будет ждать до тех пор, пока не увидит Максима в независимости от того, сколько это займёт времени.
Сидя в своём «тайнике из деревьев» с маленькой сумкой, в которой было несколько бутербродов и бутылка воды, Аэлита чувствовала себя так нелепо и при этом ощущала какой-то азарт. Да, ей было безумно интересно узнать, как живёт Максим! Теперь, когда она была так близка к нему, её беспокойство о нём почти исчезло. Интуиция подсказывала ей, что с ним всё в порядке. Но она приехала сюда, чтобы увидеть это собственными глазами.
Она просидела в кустах почти восемь часов, не представляя, как ей удалось столько вытерпеть. И вот, наконец, Аэлита увидела, как «синяя десятка» Максима подъехала к подъезду. Внутри у неё всё замерло. Она притаилась. Казалось, что даже её сердце на тот момент перестало биться.
Потом она увидела, как Максим вышел из машины и направился в подъезд. Его походка была не быстрой, но и не медленной, движения чёткими, а выглядел он опрятно и свежо.
На тот момент было шесть часов вечера. Наверняка он вернулся с работы.
Любимая работа… Толька она способна была заставить его забыться… Его призвание…
От этих мыслей Аэлита сидела и улыбалась в своём убежище.
Она обратила внимание, что Максим с кем-то говорил по телефону. Аэлита расслышала только слова «… мы скоро поедем…». Значит, он куда-то собирался. Что ж, она посидит здесь ещё и узнает.
Через минут сорок Максим вышел из подъезда, держа за руку маленького мальчика.
– О боже… Это же его сын… – произнесла Аэлита вслух.
Она наблюдала за ними пока они садились в машину. Благодаря острому зрению Аэлита смогла хорошенько разглядеть мальчика. На вид ему было около десяти лет, и он был очень похож на отца. Максим говорил, что его сын страдает каким-то психическим заболеванием, но Аэлита не заметила в нём внешних отклонений. Только цвет его кожи, возможно, был немного бледнее, чем должен быть. Аэлита не могла насмотреться на них: они улыбались друг другу и что-то говорили. Звонкий смех мальчика разносился по всему двору.
Аэлита готова была кричать от радости. Она правильно сделала, что приехала. Да даже если бы ей пришлось просидеть здесь двадцать часов! Всё равно! Это того стоило!
Когда они уехали, Аэлита решила, что ей, наверное, пора отправляться на железнодорожный вокзал. Но ей захотелось подождать того момента, когда они вернутся. Что-то подсказывало ей, что она может узнать ещё что-то важное.
Они вернулись меньше, чем через полчаса. Когда Максим и мальчик вышли из машины, они отравились на детскую площадку. Аэлита постаралась ещё лучше спрятаться. Потом она заметила у мальчика чёрно-белый футбольный мяч. Наверное, они ездили за ним.
Аэлита с улыбкой наблюдала за тем, как отец с сыном играли на зелёной лужайке, перемешанной с жёлтой листвой, перекидывая друг другу мяч. У Аэлиты от этой картины на глазах выступили слёзы.
Через несколько минут Аэлита заметила, как к дому подъехал ещё один автомобиль, тёмно-красная Лада Калина. Она не обратила бы на это внимания, если бы мальчик сразу же не бросился к этому автомобилю. Из машины вышла молодая женщина тридцати-тридцати пяти лет. Сентябрьский ветер, казалось, играл с ней, раздувая её расстёгнутую ветровку и растрёпывая русые непослушные кудри волос.
Мальчик сразу же потащил её за руку к Максиму и стал показывать свой мяч. Аэлита не могла расслышать о чём, они говорили, но предположила, что эта женщина была, скорее всего, няней мальчика. Но ведь она могла быть не только няней… Аэлита стала внимательнее наблюдать за её разговором с Максимом: деловая вежливость, время от времени мелькали лёгкие улыбки… Кто знает?..
Она была очень рада за Максима. Пусть Павел, мама, Настя – да кто угодно думают, что хотят, но этот человек навсегда останется в её памяти. Да, на два фронта жить она не могла. Увы, но слово «мужья» редко употребляется во множественном числе. Это всё-таки не подруги, которых может быть сколько угодно… Боже, о чём она только думает? Ведь она любит своего мужа, а Максима, свою первую любовь, она будет вспоминать с теплотой и улыбкой.
– Господь, ты слышишь меня? – произнесла Аэлита вслух. – Я благодарна тебе за то, что этот человек был в моей жизни. Он замечательный и заслуживает счастья даже больше, чем я.
Аэлита заметила, что Максим и эта женщина так увлеклись своим разговором, что мальчику пришлось играть в мяч одному. И в какой-то момент он далеко закинул его. Мяч полетел в сторону Аэлиты и подкатился к ней. Она подняла его.
Мальчик вприпрыжку подбежал к ней и стал ждать, когда она отдаст ему мяч. Аэлита смотрела на него и не могла налюбоваться. Перед ней стояла уменьшенная копия Максима.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Меня зовут Павлик, – чётко произнёс мальчик.
Аэлита даже не знала, как ей реагировать на это. Поэтому она просто улыбнулась и, бросив ему мяч, сказала:
– Будь счастлив, Павлик!
Мальчик поймал мяч и, поджав губы, быстро произнёс:
– Спасибо. А вы очень красивая, – а потом сразу побежал ко взрослым.
***
Павлик нёсся к отцу и няни со всей скорости. Он ещё никогда не видел такой красивой девушки. Надо побыстрее всё рассказать папе!
– Ты почему так далеко убегаешь, Павлик? – спросил его отец, пытаясь в который раз показаться строгим, но у него это опять не получилось. – Мы со Светланой Ивановной тебя потеряли. Между прочим, твоей няне через полчаса нужно уезжать. А ты пригласил её в гости на чай, который кстати сам собирался заварить.
– Просто мой мячик улетел к деревьям, – старательно выговаривая слова, сказал Павлик. – А ещё там была девушка, которая мне его кинула.
– Какая девушка? – спросил отец, а потом посмотрел в сторону деревьев.
– Наверное, она уже ушла, – предположил Павлик, не заметив никого в деревьях. – Она спросила, как меня зовут, а потом сказала, чтобы я был счастлив. Ну, пойдёмте пить чай! – Павлик от удовольствия запрыгал на месте. Ведь кроме чая дома его ждали любимые булочки со сгущёнкой.
– Павлик, я же тебя столько раз предупреждала, чтобы ты не разговаривал с незнакомцами, – нотки строгости и заботы переплелись в голосе Светланы Ивановны.
– Постой, сынок, – вдруг отец присел на