Володимир Шарапов Шикотан – последний форпост государства

Предисловие

В конце декабря 2018 года мне позвонила старинная приятельница Аня, физик-ядерщик из моего родного новосибирского Академгородка. По трагической интонации ее приглушенного голоса я сразу почувствовал, что случилась какая-то большая беда.

– Володя, – сказала она после короткого приветствия, – наш Луха погиб…

Я почувствовал, что Аня едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.

Луху я никогда не видел, но был немало наслышан о нем из ее рассказов. Они подружились в 1993 году на Шикотане, куда Аня поехала в составе студенческого стройотряда работать на рыбоконсервном заводе в Малокурильске.

Через пару минут я уже знал, как произошла трагедия. В пять часов утра на трассе Владивосток – Находка на одном из перевалов колесо уазика Лухи угодило в яму, и машину выбросило с обледенелой дороги вниз на обочину; падая, она перевернулась и затем загорелась. У Лухи не было ни единого шанса…

Я отлично помню эту сложную трассу, которую, если не ошибаюсь, после войны строили пленные японцы.

В 1990 году я проходил срочную службу неподалеку от «Техаса». Так в советское время в народе называли небольшой закрытый городок Тихоокеанск, где находилась база ВМФ. Барак нашей роты стоял на вершине сопки. Оттуда хорошо было видно бухту. Время от времени над нею по ночам кружилась пара вертолетов с яркими прожекторами, обращенными к морю. В их ослепительном свете внизу вырисовывались хищные очертания атомной подводной лодки и авианесущего крейсера, название которого за давностью лет я уже позабыл.

По своим делам мы регулярно мотались в служебном фургоне по той злосчастной трассе и как минимум пару раз в неделю наблюдали перевернутые большегрузы или разбитые в хлам японские иномарки. Особенно опасной дорога становилась зимой. Во время буранов и гололеда ее всегда перекрывали сразу в нескольких местах, потому что в непогоду по скользкому асфальту забраться на перевал без цепей на колесах было практически невозможно, а спуск вниз на фуре превращался в настоящее самоубийство.

Аня попросила опубликовать несколько тетрадей ее студенческих дневников, в которых она описывала свои приключения с Лухой на острове Шикотан в конце лета 1993 года. От меня главным образом требовалось изменить имена большинства живых свидетелей той давнишней истории и заретушировать некоторые географические подробности месторасположений подземных сооружений, оставленных японцами. Там до сих пор в целости и сохранности хранятся огромные запасы оружия, боеприпасов, ГСМ, бронетехники и даже один самолет-камикадзе, стоящий в полной боевой готовности на вырубленной в сопке взлетной полосе. Необходимо, впрочем, сказать, что вследствие катастрофического землетрясения 1994 года все входы в катакомбы были завалены и попасть в них теперь практически невозможно. Так, под обломками обрушившейся скалы оказался погребен туннель, предназначенный для захода подводной лодки в подземный док. Как вы сами скоро поймете, данное сооружение сыграло ключевую роль во всей этой истории.

Аня сказала мне – и я с ней полностью солидарен, – что было бы несправедливо не рассказать людям о человеке, для которого мало кому известный крошечный клочок суши на самом краю нашей огромной Державы стал последним форпостом. Вместе со своими друзьями Луха решил сражаться за Шикотан до последнего вздоха и до последнего патрона, в то время как московские временщики и предатели тайно готовились отдать остров Японии, так же, как незадолго до этого колоссальный по размеру континентальный шельф Берингова моря отдали США, а русский город-герой Севастополь – Украине.

– Будь другом, сделай это для меня, – попросила моя приятельница. – Сама я не могу без слез думать о Лухе, и если снова погружусь в воспоминания о тех днях, то не уверена, что захочу дальше жить, когда его уже нет на свете… Кроме того, мои записи довольно сумбурные и часто чересчур эмоциональные, поэтому я не хочу, чтобы они были опубликованы без литературной обработки.

Разумеется, я выполнил ее просьбу и теперь надеюсь, что память об этом, простом и надежном, как АК-47, русском парне уже никогда не канет в Лету.

(г. Новосибирск, Академгородок, январь, 2019 г.)

Стройотряд

Как-то в школе на уроке русского языка нам дали задание написать сочинение на тему, кем бы мы хотели стать, когда повзрослеем. Потом это все вслух зачитывалось. Мальчишки – кто бы сомневался! – хотели стать военными летчиками, милиционерами, пожарными, моряками, космонавтами и геологами-первопроходцами. Девочки представляли себя в роли известных артисток, балерин, врачей, художников, музыкантов и парикмахеров. Признаться, мечты парней мне нравились куда больше. Правда, я безумно люблю танцевать и была бы не прочь превратиться в знаменитую оперную певицу. Но с моими-то кривыми ногами и большим носом…

«Балерины рано ложатся!» – в моей голове часто звучит скороговорка, которую придумала однажды моя мама, видимо, желая внушить мне, своей пятилетней дочери, что если я хочу стать балериной, то надо обязательно ложиться вовремя Т. е. до того, как по телевизору начнется какой-нибудь из ее любимых, бесконечных и таких же нудных, как прямая Евклида, сериалов вроде «Санта-Барбары» или «Богатые тоже плачут». Если очень быстро и долго повторять эту скороговорку, то у тебя обязательно в итоге получится: «Барелины лано рожатся». Дико смешно – умереть не встать!

Когда училка зачитывала мое сочинение, почти все откровенно зевали.

– Журавлева, ну ты отмочила! – восхищенно прошептал мне в ухо сосед по парте Димка Ершов.

И он был единственный из всего класса, кто меня тогда понял. Отец Димки нередко брал его с собой в поселок Краснообск в гости к своему близкому другу, изобретателю первого в мире гравилета, Виктору Гребенникову. Именно его научные труды я собиралась использовать при создании своего собственного космического аппарата. Димка мне тогда все уши прожужжал про летающую антигравитационную платформу дяди Вити. Вместе со своим отцом парень собирался воспроизвести ее у себя на даче следующим летом, втайне от мамы и еще какого-то непонятного, но, по-видимому, ужасно злого и всемогущего КГБ.

В школьном сочинении я написала о том, что обязательно стану большим ученым и создам космический двигатель, основанный на еще неизвестных науке физических принципах. Что я докажу возможность сверхсветовых перемещений с учетом новых знаний об истинных пространствах, геометрию которых мне удастся открыть. Когда это произойдет, всем сразу станет очевидно, что геометрия Лобачевского – лишь частный случай