десять минут Кэт, одетая в свое любимое голубое платье, сидела перед приемником. Шнайдер в мундире полковника СС сидел напротив нее, готовый к очередному сеансу связи с Родиной. Постель была аккуратно застелена, бутылка от пива убрана на кухню, от беспорядка не осталось и следа.

Кэт приняла шифровку и быстро передала шефу листок с сообщением. Шнайдер прочел: «Остановить Бека любой ценой».

И тут в дверь постучали, вернее, стукнули один раз и замолчали, словно случайно задели дверь, когда несли по лестнице какой-то крупный предмет: приемник или тумбочку. Но через пару секунд постучали уже четко, громко, несколько раз, и позвонили в звонок, словно стука в дверь было недостаточно.

Шнайдер и Кэт замерли. Шнайдер пальцем показал на дверь:

– Посмотри, но не открывай, – сказал он шепотом.

Кэт тихо подошла к двери и глянула в глазок – там стояла фрау Фукс, почему-то в вечернем платье. На цыпочках Кэт вернулась в гостиную и сказала на ухо Шнайдеру:

– Соседка.

– Не открывай, – прошептал Шнайдер.

– Пожалуйста, фрау Хоффнунг, откройте! – послышался тонкий голос фрау Фукс. – Я знаю, что вы дома,

Шнайдер покачал головой и показал Кэт на место рядом с собой. Кэт села.

– Фрау Хоффнунг! – фрау Фукс уже почти кричала. – Мне срочно нужно в театр, я не могу ждать! Откройте, пожалуйста, я знаю, что вы здесь.

Кэт и Шнайдер молча смотрели друг на друга, почти не дыша.

– Фрау Хоффнунг, вам нехорошо?! – кричала Фукс. – Я вызову сейчас помощь, подождите.

За дверью послышались какие-то мужские голоса, в дверь тарабанили все сильнее.

Шнайдер выглянул на улицу: у входа в подъезд стояли двое мужчин в одинаковых серых плащах. Рядом была припаркована черная легковая машина.

– Это гестапо, – тихо сказал Шнайдер.

– Нет!

Шнайдер кивнул, закусив губу:

– Так… Так получилось. Глупо.

– Я не сдамся! – сказала Кэт.

Шнайдер снова кивнул, вынул из пиджака портсигар, достал оттуда ампулу с ядом и протянул Кэт.

– Это все, что я могу, – сказал он.

Кэт раскусила ампулу. Быстрая агония – и через несколько секунд ее не стало. Шнайдер растерянно посмотрел на ее труп на полу, на шифровку, на постель, шкаф, окно.

– И это все? – подумал он удивленно.

В дверь били чем-то тяжелым, пора было торопиться. Шнайдер положил на стол письмо генерала Бека, потом быстро достал вторую ампулу, зажмурился и сунул ее в рот.

Эпилог

– Что скажете, товарищ Меркулов? Спас товарищ Комаров Гитлера?

В июле на Ближней Даче было прохладно и тихо, ветер нес от реки приятную свежесть. Народный комиссар государственной безопасности СССР, виднейший деятель компартии Всеволод Николаевич Меркулов стоял по стойке смирно перед вождем всех времен и народов Иосифом Сталиным. Потомственный дворянин, Всеволод Николаевич благодаря своему таланту, уму и пронырливости сделал успешную карьеру в органах внутренних дел Советского Союза – от помощника уполномоченного до главы комиссариата. И вот тихим летним вечером тысяча девятьсот сорок четвертого товарищ Меркулов докладывал о секретной операции «Писарь». Вождь развалился в кресле, взгляд его был внимателен и строг, как у старого учителя.

– Деталей мы не знаем, товарищ Сталин, – докладывал Меркулов, – но видимо, товарищ Комаров перед смертью как-то успел передать информацию в гестапо. А дальше уже они сами. Всех этих Беков, Майерсов и прочих "сопротивленцев" – всех повесили.

– Понятно, понятно, – вождь закурил трубку. – А что тот, сочувствующий нам германский писарь, что с ним?

– К сожалению, погиб.

– Что же, – улыбнулся вождь. – Поздравляю, товарищ Меркулов! Конечно, сложилось все не самым идеальным образом. Но все-таки это большая победа, я считаю! Хорошая работа. Спасибо.

– Служу Советскому Союзу! Я предлагаю наградить товарища Комарова орденом Красного Знамени!

– Хм, – усатый хозяин кабинета задумчиво пососал трубку, – хм. Странное предложение, товарищ Меркулов, вы не находите?

– Полковник Комаров спас своим поступком миллионы советских людей! – глаза Меркулова сверкнули в полумраке кабинета. – Генералу Беку не удалось устранить Гитлера только благодаря тому, что товарищ Комаров смог вовремя предупредить гестапо о готовящемся покушении. Не было бы Гитлера – немецкая военщина во главе с Беком спелась бы с американо-британскими империалистами и навалилась всей своей мощью на Советский Союз…

– Это все я понимаю, товарищ Меркулов, – мановением руки вождь остановил горячего сподвижника. – Это мне ясно. Но если мы посмотрим на это с другой стороны, что мы увидим? В чем подвиг товарища Комарова? Кого спас товарищ Комаров? Коммуниста? Пролетария? Борца за дело трудящихся? Говорите, я вас спрашиваю, товарищ Меркулов.

– Никак нет, товарищ Сталин.

– Тогда кого же спас товарищ Комаров? – великий горец поднял палец и замолчал на несколько секунд. – Товарищ Комаров спас фашистскую гадину. Врага всего прогрессивного человечества, врага мира на земле, империалиста, развязавшего против Советского Союза самую кровавую войну из всех мировых войн. Вот кого спас товарищ Комаров, – пригвоздил мудро Сталин.

– Так должен ли Советский Союз благодарить товарища Комарова за спасение такого субъекта? – продолжал неспешно вождь мирового пролетариата. – Или наоборот, нужно наказать товарища Комарова за то, что он не дал свершиться справедливому возмездию? Не кажется ли вам, товарищ Меркулов, что это было бы очень символично – даже такие отпетые мерзавцы, как верхушка фашистской клики – и те поняли, насколько самоубийственным было нападение на Советский Союз и лично на товарища Сталина? Поняли и устроили покушение на своего главаря, образно говоря – на руку, которая их вырастила и вскормила – на Адольфа Гитлера.

– Так точно, товарищ Сталин, – кивнул Меркулов.

Сталин пососал снова трубку.

– Не кажется ли вам, товарищ Меркулов, что тем самым фашизм бы вынес себе окончательный и не подлежащий обжалованию приговор: система, созданная Гитлером, самая жестокая и бесчеловечная система в мире, система, основанная на лжи, подлости, страхе, предательстве и убийствах, в итоге обманула, предала и убила своего же создателя. Не видите ли вы в этом глубокого нравственного урока для фюреров всех мастей, мечтающих о том, чтобы поработить волю человека к свободе и равенству?

– Так точно, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович кивнул и глубоко задумался. Постепенно сгустились сумерки, из форточки потянуло мокрыми тряпками. Хозяин кабинета молчал, пристально рассматривая что-то в темном углу комнаты. При каждой затяжке вождя народов трубка озаряла комнату тусклым красным светом. На выдохе генералиссимуса трубка гасла, и