на лестницу и хорошенько облапать прямо там, догадываясь о том, что к «глазкам» прилипли соседи; любопытные старушки и старики, что они ругаются и плюются, это его заводило. Он знал также, что ни за какие коврижки соседи шоу не пропустят, и непременно обозначал свое приближение громким разговором по мобильному. Милане было все равно. Она не стыдилась своего поведения и не интересовалась мнением о себе, по большей части, оно было хорошо ей известно.

Потешив затаивших дыхание зрителей непристойным действом, Лерочка пинал Милану в квартиру. Обычно он желал ужинать, и обязательно при условии, чтобы Милана его кротко и предупредительно обслуживала. Он материл ее, бил посуду, крепко выпивал, рыгал и сморкался. Насытившись, Птицын усаживал девушку на колени, и принимался долго и нудно жаловаться на жизнь. Он рассказывал о дуре жене, о невыносимой стерве теще, болване тесте и детях обормотах. Как это часто случается, Птицын был образцовым семьянином. Скорее всего тот Птицын, которого знала Милана, не мог присниться его домочадцам и в кошмарном сне. В обязанности визави входило сочувствовать , поддакивать и задавать наводящие вопросы, которые давали Лерочке возможность убедиться – его внимательно слушают и сопереживают. После монолога Лерочка грубо сгонял Милану с колен и спускал штаны. Мылся он редко, занятие это явно не уважал и оттого неизменно резко отвратительно вонял. Сам он принюхался, амбре не замечал, и искренне собой гордился. Достоинство его было темного кофейного окраса и весьма весомо, густые волосы в паху свалялись и торчали неряшливыми клочками. Он заставлял Милану обстоятельно, не торопясь, вылизывать себя со всех сторон. Девушка приноровилась набирать побольше слюны и потихоньку спускать ее тонкой струйкой по подбородку, а когда подполковник становился почти стерилен, она незаметно вытирала лицо о его несвежие штаны. Он стонал, крепко прижимал ее голову к слоновьим бедрам и обильно кончал ей в рот. Однако заканчивался только первый акт спектакля. Птицын, не смотря на солидный возраст не мальчика, но мужа, был ненасытен. В перерывах подполковник пил водку, смачно закусывал, смотрел новости и кому-то неустанно звонил, чтобы наорать, отчитать, построить нерадивых подчиненных. Восстановившись, орел заваливал Милану на кровать, и начиналось второе действие. На этот раз значительно более продолжительное. Изрядно нарезавшись, Лерочка долго не мог кончить и мучил Милану иногда по часу и дольше. Он поворачивал ее и так, и эдак, сажал на себя верхом и ставил в позу собаки. Милана терпеливо сносила все, не жаловалась, не скулила, не просила отпустить ее. Она сама толком не понимала, что именно испытывает к Лерочке и испытывает ли хоть что-то. Будь она другим человеком, Лерочка никогда бы не стал частью ее жизни, но поскольку Милана отличалась от большинства женщин, подполковник Птицын нашел в ее лице настоящий клад. Однако и сама Милана обрела нечто, чего не смог бы предложить, пожалуй, никто другой. Кроме того, она ведь не просто так привела подполковника в дом, они нуждались друг в друге. Каждый из них имел червоточину. Они дарили друг другу то, о чем обычно не решаются попросить у близких, да и вообще у кого бы то ни было. У Миланы дорогих людей не было, и она имела полное право распоряжаться собой по собственному усмотрению. Она думала о своем и как будто не замечала того, что с ней происходит. «Королева» словно бы исследовала саму себя, нащупывала, как далеко она сможет зайти, где грань, за которую она не сумеет переступить и существует ли она. Случалось, Птыцин, так и не сумев кончить, избивал ее. Бил холодно, четко, профессионально, не оставляя следов. Он таскал ее по всей квартире, валял, не позволял подняться. Милана никогда не плакала, и это распаляло его еще больше, ввергало в раж. Устав, Лерочка надевал штаны и уходил. Конечно, он не платил. Но Милана все же отличалась для него от всех остальных, и Птицын частенько приносил ей полные пакеты продуктов. Там имелась и икра, и красная рыба, и тигровые креветки, и экзотические фрукты. Он покупал ей дорогое спиртное и ставил в бар. Лерочка любил прийти к ней хозяином и налить себе свой любимый коньяк или водку. Лерочка по-своему привязался к Милане и уже не представлял себя без этих посещений, без той молчаливой жестокой игры, что они оба охотно вели . Через несколько месяцев он стал приходить только к ней, не размениваясь на других проституток.

Подполковник знал, что Милана не собиралась бросать опасное ремесло, но именно ему удалось уговорить ее не выходить на шоссе. Милана встречалась с проверенными толстосумами, ничем не рискуя. Получая от Лерочки, то, что искала, Милана легко на это согласилась. Она стала вести почти светскую жизнь, не разбрасываясь на мелочь. Милана не нуждалась в деньгах и могла позволить себе многое из того, о чем ее приятели и сокурсники могли только мечтать. Барышня хорошо одевалась и ездила на дорогой машине. Друзья уверены были, что родители ее поддерживают и балуют. Окончив институт, Милана устроилась на работу в центр репродукции. Она унаследовала от родителей любовь к профессии, но полностью работе не отдалась. Трудилась на полставки года три, чтобы не терять квалификацию. Ее бурная ночная жизнь не давала возможности погрузиться в повседневную, при свете дня. Милана твердо решила, что после тридцати она завяжет с проституцией и полностью посвятит себя медицине. Так она и поступила, оставаясь почти верной данному себе обещанию. Время от времени она все еще с кем-то встречалась, но то были единицы, для денег и для тонуса. В ее жизни так и не появился единственный, она не полюбила никого, даже на полшага не приблизившись к чему-то настоящему, живому и теплому. Встречались мужчины, связь с которыми длилась годами. Некоторые наезжали в Москву очень редко и звонили ей с целью приятно провести время. Как правило, это были пожилые состоятельные отцы семейств, с которыми Милана столкнулась еще на заре ночной «карьеры». Она чем-то зацепила однажды и вошла в их жизнь, а вернее в ту ее часть, где не было дома и семьи. Командировка, одинокие вечера и тоска по приключениям, но в то же время боязнь нарваться на аферистку. Милана гарантировала не только чудный вечер или несколько, но и кристальную порядочность и честность. Она сумела прекрасно зарекомендовать себя, и клиент мог не опасаться за свой кошелек и здоровье. В свои тридцать шесть она была безусловно хороша. Время почти не тронуло прекрасных черт, возраст выдавали отнюдь не морщины, но взгляд, глаза. Глаза Миланы были глазами пожилой женщины, много повидавшей и пережившей на своем веку. Они создавали странный, дикий и резкий контраст