Александр Филичкин Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда

Вступление

Танки воюющих армий спешили с Востока и Запада. Двигаясь с разных сторон, тяжёлая техника СССР и Германии выехала на ровное поле, что находилось у деревни под названием Рамушево. Большие колонны развернулись в шеренги, рванулись навстречу друг другу, и началась смертельная битва.

Бронемашины с красными звёздами встали в длинную цепь. Они шли борт о борт и вели интенсивный огонь, не мешая друг другу. Немецких «коробок» оказалось в два раза больше. Поэтому они мчались вперёд шахматным строем. Первая линия иногда закрывала обзор сослуживцам, что двигались сзади, и не давала вести постоянный огонь. Это слегка облегчало жизнь советским бойцам.

То один вражеский танк, то другой, получал бронебойный снаряд в угловатую башню или же в корпус. Он сильно вздрагивал от невероятной силы удара, останавливался и занимался дымным огнём. Значительно реже, «panzer» терял способность стрелять, и сдавал потихоньку назад. Все остальные не замечали потери камрада, и стремительно мчались вперёд.

В «Матильду» попала пара снарядов, но они прилетели из лёгких фашистских «коробок», и не принесли никакого вреда. И тут, в броню угодила болванка большого калибра. Раздался такой оглушительный грохот, которого парень ни разу не слышал. Стальная махина содрогнулась до самого последнего винтика.

Сквозь шум, стоящий в ушах, донёсся крик командира:

– Глеб, что у нас с пушкой?

За спиной заскрипели шестерёнки механизма орудия, и раздался весёлый ответ:

– Полный порядок.

– Прямо танк! Двести! Огонь! – приказал Николай.

Грохнул выстрел «Матильды». Доля увидел, как сорокамиллиметровый снаряд попал в лобовую часть корпуса, что поднималась над ходовою платформой. Болванка втиснулась в смотровую узкую щель, сквозь которую смотрит водитель.

Она задела о край длинной прорези и развалилась на сотни кусков. Осколки металла помчались вперёд. Они ударили в тело механика и изрубили его в кровавую кашу.

Мёртвый фашист инстинктивно задёргался. Двигатель сразу же смолк. «Т-IV» замер, как вкопанный. Поворотное устройство у башни заклинило. Фрицы уже не могли навести свою пушку, как следует, и выпущенный ими снаряд прошёл в стороне.

Вторая болванка «Матильды» пробила лобовую броню, влетела внутрь башни и там взорвалась. Волна детонации закончила дело, и грозная техника немцев превратилась в груду железа.

Машины с красными звёздами мчались вперёд и уничтожали «двойки» и «тройки» одну за другой. А вот с «четвёрками» дела обстояли не так хорошо, как всем бы хотелось. Однако и они получали повреждения разного вида, теряли способность к движению и замирали на месте.

К счастью советских танкистов, у «Т-IV» имелись короткие пушки. Несмотря на огромный калибр, их 75-ти миллиметровые «чушки» не успевали набрать нужную скорость в кургузом стволе. Снаряды летели недостаточно быстро и не справлялись с бронёй «англичанок». Зато от мощных ударов болванок сразу клинило пушки, корёжило пулемёты и рвало траки в мелкие звенья.

Горящие «коробки» врагов чадили так сильно, что обширное поле заволокло чёрным дымом, висящим над самой землёй. Пользуясь им как прикрытием, шесть фашистских машин проскочили сквозь редкий строй из «Матильд» и рванули к окопам противника.

Здесь их встретила артиллерия, в которой осталось всего три орудия и шесть противотанковых ружей. Завязалась дуэль, в которой погибли все лёгкие танки захватчиков и большая часть пушкарей РККА. Броневые щитки были на удивление маленькими и не могли защитить весь расчёт от осколков.

Один «Т-IV» дошёл до советских траншей. Каким-то неведомым чудом он выдержал удар «полковушки», пущенный почти что в упор. Наверное, снаряд оказался бракованным.

«Panzer» вплотную подъехал к орудию, надавил на него гусеницей и развалил, как телегу. Казённик слетел с надёжных креплений. Колёса из дерева раскатились вправо и влево, а длинный лафет впечатался в землю.

Из боковой левой траншеи выглянул молодой пехотинец и бросил в танк бутылку с зажигательной смесью. Прозрачная склянка разбилась о стальной радиатор.

«Коктейль имени Молотова» вспыхнул от зажжённой тряпицы и пролился дождём на работавший двигатель. Пары бензина и масла вспыхнули ярким огнём. Моторный отсек окутался пламенем и превратился в огромный костёр.

Все люки с треском открылись. Фашисты в пылающей форме, дружно полезли наружу и тотчас попали под выстрелы советских бойцов. Сражённые пулями, они неподвижно застыли на влажной земле. На той самой земле, что фрицы хотели отнять у исконных владельцев.

Доля

Десятого июня 1925 года в семье Фёдора Васильевича Первова родился четвёртый по счёту сынок. В то время, его молодая жена жила у своей матери, в селе Спасское, Спасской волости Нижегородской губернии. Сам Фёдор трудился в горкоме компартии ВКП(б). Он был на хорошем счету у начальства, целые дни проводил на работе и лишь иногда, навещал большую семью.

Как и все малолетние дети, ребёнок немного подрос. В положенный природою срок, он выбрался из мятых пелёнок и стал сидеть в тесной люльке. Затем попросился на пол, быстро освоился в новом, весьма непривычном пространстве и стал ловко ползать на четвереньках.

Чуть погодя, малыш поднялся на ноги и начал чуть лопотать. Совершенно естественно, что первое время он не выговаривал множество букв. Благодаря этому, мальчик не мог произнести своё полное имя, и первые месяцы называл себя странным звукосочетанием – Доля.

Родным не удавалось понять, что он имеет в виду? То ли, частицу чего-то более крупного? То ли, то слово означает судьбу или участь? Как бы то ни было, но три старших брата и все остальные сначала смеялись над несмышлёнышем. Потом все привыкли и обращались к ребёнку именно так, как он сам себя называл.

Как это часто случается, семейное прозвище крепко прилипло к младшему брату. Мало того, оно не осталось в стенах отчего дома, а отправилось в мир вслед за владельцем. Так и бежало за ним, куда бы он ни пошёл. Сначала на пыльную деревенскую улицу. Потом в семилетнюю сельскую школу. Затем оказалось в танковом учебном полку и даже на фронте.

Доля Первов уродился весёлым и компанейским ребёнком, и все люди, что его окружали, воспринимали необычное имя, как должное:

– Мало ли в жизни бывает уменьшительно-ласкательных кличек на свете? Был бы человек подходящий! – рассуждали они и не спрашивали, почему их знакомый не просит его называть полным именем?

В обширном районе издавна знали Первовых, что жили недалеко от селенья Княгинино. Все люди помнили, что многое в их бурной жизни выходило за рамки обычного. Поэтому не обращали