желает стать членом клуба и с великой радостью готов платить членские взносы, то есть семьдесят пять рублей в год. Этот список был ужасающе длинным. Сотни самых известных фамилий красовались в нем. Однако у этих несчастных практически не было шанса. Количество членов клуба было строго ограничено. Таким образом, чтобы принять нового человека в клуб, нужно было, чтобы кто-то из старых членов его покинул. Но никто в здравом уме и твердой памяти не бросал клуб.

Здесь было необыкновенно хорошо. Роскошные интерьеры. Вышколенная прислуга, какой во всей России больше не сыщешь. А обеды? А тишина? А карты? Чудесное место.

Ипполит прошел через аванзал, где в мягких диванах и креслах утопали старички. Кто читал газету, кто спал, кто вел тихий разговор с соседом. Следующая комната – портретная, она же детская. Огромный зал с греческими колоннами, поразительной красоты лепнина на потолке, окна полукругом украшены тяжелыми зелеными портьерами. По всему залу стоят ломберные столики.

– Позвольте-с, сюда, – вкрадчивым голосом сказал ливрейный лакей, сопровождавший Ипполита.

Лакей указал на один из столиков. Стол стоял у окна, вокруг него – четыре пузатых стула.

– Вот тут все и случилось, – объяснил лакей. – Господин Сушкин сидели-с тут.

Лакей указал на стул у самого окна.

– Рядом сидел Павел Матвеевич Салтыков. С этой стороны – граф Васильев, с этой – Баранов Николай Яковлевич.

– Значит, за столом было четыре человека? Кто еще был рядом? – спросил Ипполит.

– Никого-с. Только я.

– Где ты стоял?

– Вот тут, у колонны.

– Ты подходил к столу?

– Да, я подавал шампанское князю Салтыкову и графу Васильеву. Еще раз подходил, чтобы поднять карту.

Ипполит подошел к столу, отодвинул стул, на котором две недели назад умер Сушкин, и сел. Он осмотрелся. Два соседних стула стояли довольно тесно. Чтобы коснуться соседа, нужно было лишь вытянуть руку.

– Покажи-ка, братец, с какой стороны ты подходил к столу, – приказал Ипполит лакею.

Лакей сделал вид, что он держит поднос в руке подошел к стулу, что стоял слева от Ипполита.

– Хорошо, – похвалил его Калинкин. – А теперь покажи, где ты поднимал карту.

Лакей подошел к стулу Ипполита и на сей раз сделал вид, что поднимает карту.

– Так-так-так, – задумчиво сказал Ипполит. – Опиши мне, что ты видел, когда подходил к столу.

Лакей задумался. Пока он медлил с ответом, Ипполит внимательно его рассмотрел. Это был высокий молодой мужчина, статный и важный. Клубная ливрея сидела на нем как влитая, все в его образе было аккуратно и ладно. Мягкие кошачьи движения и жесты выдавали в нем обслугу самого высоко уровня. Его звали Иона, он служил в клубе уже четвертый год.

– Когда я подошел с шампанским, князь Салтыков повернулся ко мне и принял бокал. Граф Васильев сдавал карты, поэтому я поставил его бокал на стол. Господин Сушкин ничего не делал, он внимательно смотрел на то, как граф сдает карты.

– А Баранов?

– Не припомню, – признался лакей. – Да вы его сами можете спросить. Ведь он сегодня здесь.

– Вот как? – удивился Ипполит. – Это очень кстати. А Васильев?

– Тут. Да вот же он, – лакей глазами указал в сторону соседнего стола.

Действительно за соседним столом сидели несколько человек, один из них уже давно бросил играть в карты и смотрел в сторону Ипполита.

– Есть ли у вас укромное место, где бы я мог переговорить с графом Васильевым?

– Непременно есть. Я провожу вас в читальню.

В полутемной читальне было тихо, сюда не проникал ни единый звук, только тикали старинные английский часы.

Ипполит и граф Васильев разместились в глубоких креслах возле занавешенного окна. Граф закинул ногу на ногу, положил холеную руку на подлокотник и слегка наклонился вперед. Ипполит почувствовал тончайший запах одеколона.

Граф был одет с большим изяществом. Все, что должно было быть белоснежным, было белоснежным. Все, что должно было сидеть с иголочки – сидело с иголочки. Он относился к тем людям, что уделяют своему внешнему виду столько времени и сил, что ни на что другое их уже не хватает. На вид графу Васильеву было чуть меньше пятидесяти. Он был сдержан, надменен и чем-то глубоко недоволен. Зеленый свет абажура падал на его восковое лицо, отчего то казалось злым.

Разговор долго не клеился, граф отвечал сухо и односложно. Наконец, разговор коснулся Баранова и граф оживился. В глазах появились огоньки и в углу рта морщинка.

– В клубе все знают Баранова. Да как его не знать! Вы его видели? Нет. Вам нужно с ним познакомиться. Это что-то с чем-то, уверяю вас. Говорят, он проел уже три поместья. Водку Баранов пьет только кружками. И что удивительно, не пьянеет. А знаете, сколько он ест? Я сам видел, как он однажды за обедом съел пять тарелок ухи и потребовал шестую. Заметьте, это была лишь первая перемена блюд. А как он смеется? То и гляди, стекла из окон вылетят. И вот этот человек сел с нами играть в карты. А вы спрашиваете, заметил ли я что-нибудь? Да, что я мог заметить, когда рядом со мной сидел Баранов.

– Хорошо ли вы знали покойного Сушкина? – спросил Ипполит, улучив момент, когда граф Васильев остановился.

– Что? Ах, нет. Я его совсем не знал. Он, знаете ли, из купцов. Теперь всякого в клуб берут.

– А Салтыков и Баранов приятельствовали с Сушкиным?

Васильев погладил свои гладко выбритые щеки. Он помолчал с минуту и тихо заговорил.

– Я слышал, что Баранов недавно проиграл в клубе большую сумму денег. А у нас такие правила, проиграл – отдай. В долг у нас не принято, за это можно на черную доску попасть.

– На черную доску? – переспросил Ипполит.

– Да, выгонят из клуба и уж больше сюда не пустят. Так вот денег у Баранова с собой не было, и Сушкин дал ему эту сумму под проценты, по старой, видно привычке. Но никто не знает, какие там за проценты.

– Пока вы играли в вист, никто из вас не отлучался?

– Никто не вставал и даже, кажется, ни единого слова не было сказано. Только один раз Салтыков знаками приказал лакею принести шампанское, – граф Васильев задумался. – Да, был еще один случай. Сушкин хотел достать табакерку, полез в карман, а ее там нет. Начал хлопать себя по бокам, оглядываться. Табакерка нашлась в другом кармане – левом. Сушкин удивился сам себе, сказал, что никогда не кладет ее в левый карман. Так вот, он достал табакерку и положил ее на стол, как раз с той стороны, где сидел Салтыков.

– Кто-нибудь подходил к Сушкину, пока вы играли в карты?

– Один раз подошел лакей, поднял карту, что уронил Сушкин. Но все это было секундное дело.

Сразу после Васильева лакей привел в читальню к Ипполиту того самого Баранова. И в самом деле, еще задолго до того, как он вошел в комнату, Калинкин услышал его громкий смех. Баранов