обокравшего ее при разводе». Еще одна давнишняя подруга юности норовила пересказать Оле, как проходят её рабочие дни, с деталями жизненных событий не только своих собственных, но и сослуживцев, чьи имена и фамилии Оля выучила наизусть, как имена героев надоевшего сериала.

Олины свободные уши увядали от многолетнего выслушивания одних и тех же историй, все слова, обороты речи и эпитеты которых были ей уже давно хорошо знакомы. Эти монологи не требовали Олиного участия, жалобы подруг – её сочувствия, но странным образом отнимали силы для настоящих дружеских чувств. Оле жаловаться было не на кого – всё, что происходило в её жизни, она считала результатом совместно с мужем принятых решений, за которые нужно было нести ответственность.

Дочь, живущая отдельно, связывалась с Олей только тогда, когда ей было необходимо получить ответ на вопрос или решить какую-то проблему. Оле удалось стать для дочери другом, но с годами она стала ощущать необходимость в поддержке и для себя тоже. Дочь многому ее научила – пользоваться соцсетями, разбираться в людях (как ни странно, у дочери это получалось лучше, несмотря на возрастную нехватку жизненного опыта), познакомила со своим окружением. Однако все реже звонила и писала просто чтобы сказать – «люблю и скучаю». На просьбы о помощи отвечала отказом. В последний раз ответила так искренне резко, что у Оли обвалилось все внутри. Так отказывают только человеку, с которым тебя ничего не связывает. Для которого ты не готов ни на что, даже минутой не пожертвуешь, ни сочувствием, ни обычным рациональным советом – «а обратись лучше к…»

Зима была нелегкой – неустойчивая погода Новой Англии провоцировала простуды, вирусы, стрессы и депрессию. Вся семья переболела гриппом, а Оля переболела сильнее всех, так, что пришлось в почти бессознательном состоянии ехать в Emergency – отделение скорой помощи при ближайшей больнице. Там анализ показал сразу три типа вируса, включая самый опасный. Врачи несколько часов выводили Олю из горячки, успокаивая и обнадеживая веселыми историями из своей врачебной жизни. Американцы очень хорошо умеют поддержать себя и других вовремя сказанным добрым словом, пользуясь языком как целительным средством. Врачи сказали вернуться домой, пить лекарства и лежать в постели не меньше недели.

Это было болезненное (!) наслаждение! Устраиваясь полусидя в постели, Оля прочитала те книги, названия которых взывали из давно созданного списка must read. Посмотрела несколько отличных фильмов. Почистила электронную почту. Дочитала сохраненные лонгриды – длинные серьезные посты фэйсбучных друзей, на чтение которых обычно не хватает времени. Много думала об обидах, теснивших душу, засевших внутри, будто вирусы, и отравляющих кровь. Обида на невнимание близких подруг была сродни хроническому насморку и саднящему горлу. Глубокая обида на невнимание дочери и того хуже – эта обида будто сломала защитную силу Олиного организма и буквально сбила Олю с ног. Так Оля расшифровала все знаки и зависимости. Лежала, думала, разговаривала со своими обидами, то как с маленькими неразумными детьми, а то как с коварными и хитрыми врагами. Все, что происходило с ней в последнее время – застопорилась работа, все усилия будто в песок уходили, не хотелось встречаться с друзьями, не радовала ни красивая природа Новой Англии, ни вкусная еда, ни лента Фэйсбука – все это было результатом той разрушительной силы по имени Обида, которая поселилась у нее внутри.

Муж очень расстраивался, заглядывая в Олины печальные и влажные от грустных чувств и болезни глаза. Она же не хотела лишний раз его расстраивать. Она должна была разобраться с тем, что творилось у нее внутри, своими силами.

Несколько раз в день спускалась вниз, чтобы согреть еду, поесть и накормить мужа. Он круглосуточно работал за компьютером, отвлекаясь лишь на еду и кратковременный сон. «Нужно много работать, чтобы платить по счетам» – так говорят американцы. Оля давно мечтала выиграть хотя бы миллион, чтобы избавить мужа от необходимости так много работать. Он все равно работал бы, но делал бы это в свое удовольствие, а не вместо сна и отдыха.

В тот день, убирая после ужина посуду в мойку, Оля доделала последний штрих в своей творческой мастерской, как она называла кухню, – вытерла все поверхности. Под рукой с влажной кухонной салфеткой что-то заскрипело. Это была та самая серебряная ниточка, одна из пары любимых сережек. Оля не поверила своим глазам – это невозможно! Она уже несколько месяцев каждый день вытирает здесь, на кухне, очень тщательно. Как это возможно? И как сережка оказалась на кухне? Облегчение и тепло разлилось по всему телу – ответ уже был не важен. Оля вдела серебряную ниточку в ухо и поднялась наверх, чтобы надеть вторую. Когда ее рука потянулась за второй ниточкой, взгляд скользнул на одинокую солнечную эмаль… Рядом с ней лежала вторая. – Я сошла с ума?– подумала Оля? – Я сплю?. Она радостно вскрикнула и позвала мужа. Молча показала ему обе находки. Муж покачал головой, обнял её и поцеловал в затылок. Он не верил ни в какую эзотерику и метафизику. Его жена – женщина эмоциональная, импульсивная, с воображением. Да и зрение у них обоих уже, можно сказать, старческое, испорченное к тому же многочасовым сидением за компьютером. Нашлось то, что и не терялось вовсе – так прочла Оля мужнин взгляд. Но она-то знала, что без чуда не обошлось!

Тихо звякнул мобильник – пришло сообщение от дочки. – Как дела, мамуля? Я соскучилась!!