Кира не знала, что прошлое уже готовилось открыть ей свои непростые тайны. Оно лишь поджидало подходящий момент. А пока хватало и настоящего.

Недавно Кире исполнилось сорок. «Да, уже сороковая моя осень», – изумленно и с грустинкой порой думала она. Слишком стремительно пронеслись последние лет десять. А тут еще сплошная черная полоса пошла.

Судьба как-то резко съехала с привычных рельсов. Все разом затрещало по швам: и семья, и работа. Как по заказу. Становилось невмоготу.

Днем и ночью мозг сверлили извечные вопросы всех страждущих: «почему» и «что делать»? Обсуждать было не с кем. Если серьезно. А несерьезно о таких вещах говорить не хотелось. Оставалось молчать. Только в душе Кира стала чаще обращаться к Богу.

Рядом с ее офисом была небольшая церковь. По пути домой Кира стала часто заходить в нее. Она ставила свечи и осторожно смотрела на иконы с немой молитвой, не зная что и как просить. Листала и порой покупала там книги, надеясь найти в них спасительные подсказки.

Кира чувствовала: ответы придут в ее жизнь откуда-то сверху, если она сама начнет двигаться навстречу. И стала готовиться к исповеди. Долго собиралась с духом. Бывая в храме, вглядывалась в лица священников, силясь определить, кому же стоит открыть душу и рассказать о себе все самое неприглядное. Помучившись и так и не поняв, она положилась на провидение. Кто будет – тот и будет. В конце концов, исповедуются Богу.

В ближайшее воскресное утро она отправилась на литургию. Исповедь принимал отец Георгий, батюшка лет пятидесяти пяти. Невысокого роста. И, как казалось тогда Кире, без печати особой духовности на лице.

Какими глупыми показались ей потом собственные представления о том, как должен выглядеть настоящий батюшка. Ее воображение рисовало некоего библейского старца и отшельника прошлых времен. А отец Георгий никаким отшельником не был. Напротив, отлично знал, что такое интернет и современный мир. И обладал чувством юмора. Позже Кира благодарила судьбу, что сложилось так, как сложилось. Сама она бы не разглядела тогда в нем подлинного служения и отеческой доброты, знания жизни и тактичности.

Тот, чье воцерковление пришлось уже на взрослый возраст, испытал на себе, что такое – трепет первой исповеди. Кира почти заканчивала. Казалось, самое трудное уже сказано. Осталось совсем чуть-чуть.

И тут в памяти всплыл детский обман. Было ей лет девять. Не удержалась она и взяла три рубля с комода. На сладости вроде. Мать после искала деньги. Спрашивала у них с отцом. Но Кира побоялась признаться.

Вдруг неожиданно для себя услышала от отца Георгия: «А вы обязательно попросите у мамы прощения». Но ей показалось, что далековато ехать к матери по такому незначительному поводу. К тому же сейчас было не до того. Но… Кира чувствовала, что придется. Раз уж батюшка сказал. А то нехорошо как-то. Не до конца честной и настоящей получилась бы ее исповедь.

Ладно. Поехала она к матери. Две самые родные женщины встретились и обрадовались друг другу. Сначала переделали мелкие хозяйственные дела. А потом сели за стол. Поговорили о том, о сем. Тут Кира и вспомнила давнюю историю. Попросила прощения за те три рубля: что взяла, что не призналась.

Дальше последовал абсолютно непредсказуемый поворот. Безобидное откровение из далекого детства вызвало у матери внезапное потрясение. Она встала, растерянно глядя невидящим взором. Подошла к тому самому комоду, с которого Кира когда-то взяла три рубля. Выдвинула верхний ящик и стала что-то взволнованно искать. Наконец достала какой-то документ или лист бумаги. Это была старая фотография Кириного отца. Мать взглянула. И неожиданно разрыдалась.

Слезы долго не давали говорить женщине. Она лишь смотрела на фото улыбающегося и молодого мужа. И повторяла: «Витя-Витя… прости…». Когда первый порыв эмоций улегся, мать объяснила: именно тот случай стал поводом, из-за которого они окончательно расстались с отцом.

Кира помнила, что еще раньше родители уже однажды расходились. Отец пил. Бывало, выносил вещи и деньги из дома. Поэтому и расставались. Но через год он вернулся. Дал слово, что все изменится. Дал – и держал. Вроде жизнь стала налаживаться.

До той роковой случайности. Оказалось, что не найдя злополучные три рубля, мать подумала, что отец принялся за старое. Такая соль на рану… Не поверила мужу. Они разругались. И расстались. Совсем. Теперь уже навсегда.

Рассказ матери просто оглушил Киру. Да, точно: родители тогда ссорились. Потом разошлись. Мать всячески отвергала стремление бывшего мужа общаться. Даже с дочерью. Со временем он отступил. А несколько лет назад отец умер.

По лицу Киры текли слезы. Она молчала. Как же так? Неужели такое возможно? Не может быть. Какая-то нелепость. Театр абсурда. Трагифарс. Непонятно что. Но это роковое недоразумение разрушило их семью. Навсегда развело близких людей: мужа и жену, отца и дочь. А теперь уже было слишком поздно что-либо исправлять.

Если бы она могла тогда знать. Ведь не так страшно было признаться: ну, поругали бы немного. Но стыдно было бы до жути. Зачем она только соблазнилась на эти три рубля. Если бы мама так сразу не обвинила отца, если хотя бы на минуту допустила мысль, что он не обманывал ее. Если бы отец не обиделся, если бы проявил еще чуть больше терпения, чтобы убедить маму. Если бы, если бы… Глядя на дочь, мать проговорила усталым голосом: «Только не кори себя, девочка моя, ты была ребенком. Это наши с отцом прошлые трудности сыграли… злую шутку».

На следующий день женщины отправились на кладбище. Они отыскали родную могилу. Мама держала в руках большие белые хризантемы. Она всегда почему-то особенно любила их. Именно белые и крупные. И когда-то давно, когда они жили с мужем вместе, он дарил их ей. Иногда без всякого повода. А сегодня она принесла ему эти прекрасные прощальные цветы осени.

Воспоминания о счастливых днях, которые были среди всех трудностей, подкатили комом к горлу пожилой женщины. Она медленно положила цветы на могилу, не сводя глаз с фото на памятнике. Постояли. Помолчали.

Кивнув в сторону кладбищенской церквушки, Кира предложила: «Давай закажем молебен за упокой». Мать сразу встрепенулась, обрадовалась. Она не была ни верующей, ни атеисткой. Как и многие ее современники, родившиеся сразу после войны и выросшие в богоборческом государстве. Но смутная жажда верить в то, что душа человека не умирает вместе с телом, что еще что-то можно сделать для нее здесь, а ей от этого станет лучше, что когда-нибудь… там… они