эксперименты. Варил мыло, изобретал передатчики, изучал библию, тут же сопоставлял ее догмы с кораном, и делал еще кучу самых нелепых вещей, до которых нормальный человек вряд ли додумался бы.

В жуткие перестроичные, когда в стране царил сухой закон, наш Вован умудрялся варить всевозможные спиртные напитки из гороха, из риса, из пшеницы, из томатной пасты и прочей ерунды. И получалось. Правда, пить эту ужасную бурду было очень страшно, но на удивление дегустаторов, она еще и вставляла. Даже помню, была попытка из виноградного сока, купленного в магазине, сделать вино. Но из-за отсутствия определенных знаний в изготовлении сока – а именно его просто стерилизовали лимонной кислотой, тем самым убивая все живое, – продукт не бродил, а скисал. Но Бражко заявил, что у него в результате научных изысканий получилось пять литров высококачественного уксуса и что любой и каждый может, не стесняясь, обращаться теперь к нему.

Ну вот и долгожданный звонок.

– Чугун, катим в столовку, пирожков захаваем.

– Катим. Ты на физику идешь?

– Да надо, а то Фаза наш обещал пару в четверти поставить, папик меня за ноги подвесит. А ты?

– Да погнали, мне по барабану, можно и на физику.

В столовой была куча народа, под ногами крутилась мелкота, которую технично оттесняли от раздачи старшеклассники, и пахло горелым маслом.

– Э… А ну, разойдись, мелких пропусти! – заорал Чугун что есть мочи, он всегда за мелких заступался. Воспитание, ничего не поделаешь, интеллигентность, ее ведь не спрячешь – это тебе не трешка в трубочку.

– А ну, пистолеты, налетай, подешевело!

Детвора довольная кинулась к раздаче, крепко зажимая в кулачках свои пятаки.

– Хан, четыре схаваешь?

– Нет, ты что, с дуба рухнул? Пару хватит.

– Ну как хочешь, а я четыре.

– Да хоть десять – бабки не мои. Смотри, будешь как Поплавок.

Поплавок – это Юрец из 9 «Б», шайба килограмм на сто. На пляже когда купается, река из берегов выходит, но он не огорчается. А мне так он больше панду напоминает. Эдакий колобок безобидный, хоть как его подкалывай, он одно смеется.

К нам подкатил Дед.

– Блин, горячие.

– А ты вон ту Марусю попроси, она тебе подует.

– Ага, еще и пожует, – добавил Чугун.

– Фу, дебил, вечно ты аппетит испортишь.

– А че, нормальная тетка, правда зубы не чистит, ну это мелочи, зато челюсть какая рабочая.

– Чугун ты это сейчас о чем?

– Да я так, пошли, покурить еще надо успеть.

На улице пела весна, на влажных от сока вербах тряслись на ветру сережки. Еще чуть-чуть и – лето. Кайф! В небе кружит стая голубей, Кузьма, похоже, своих тряхнул. И кажется, все это только потому, что здесь ты, и это для тебя. Как это там у поэта:

Стоит верба, стесняясь наготы,

Приопустив ресниц пушистых почки,

От клена закрываясь за кусты,

Спеша зеленые свои одеть листочки.

Хорошо сказал, эротика прям какая-то.

– Чугун, ты стихи любишь?

– Нет, прозу больше.

Чугун у нас начитанный, уже успел «Войну и мир» прочитать. Голова. Удивительное сочетание двух стихий. По жизни хулиган, каких свет не видел, а в душе лирик. Я так эту «Войну…» за всю жизнь не прочитаю, а он возьми да проглоти. Гены.

– Чугун, а кем были твои предки?

– Не знаю точно, батя говорит, до революции они очень богато жили.

– Так ты, стало быть, буржуй?

– Ну, стало быть, да. А ты никому не скажешь?

– Да ладно, обломись, за это сейчас не преследуют.

– Да я прикалываюсь. А твои, Хан? У тебя же на лбу крупными буквами «интеллигент» написано.

– По матушке, родоки говорят, репрессированные были, а в те времена, сам понимаешь, простых не трогали. А по отцу, бабка рассказывала, как они свои пароходы имели. Прикинь, целый пароход! Во, блин, житуха была. Париж, Брюссель.

– Ты хоть знаешь, где этот Брюссель?

В географии Чугуну не было равных, и я быстренько съехал с темы.

Слушай, погнали, а то опять заморочки начнутся.

Ворвались в школу с теплым весенним ветром.

– Фу, накурились. Сережка, я все отцу расскажу.

– Ну теть Оль, я же не в затяжку.

– Будет тебе – не в затяжку!

Она еще что-то кричала вслед, но для меня это было уже не важно.

– Здравствуйте, садитесь, – произнес дежурную фразу Фаза, и, гремя стульями, класс уселся в предвкушении каждый своего.

Фаза – это наш Евгений Анатольевич, замечательный, всегда чуточку сдержанный, говорил тихо и нараспев. Никогда не обращал внимание на выходки задних парт. Мог только остановиться и после некоторой паузы выдать свое завсегдашнее:

– Я подожду, продолжайте.

И этого почему-то всегда хватало. Когда он вел урок, даже я, несчастный холерик, который не мог просидеть и пяти минут спокойно, почему-то брал себя в руки и всецело отдавался чарующим тайнам физики. Наверное, поэтому сейчас с гордостью Наполеона меняю лампочки и ремонтирую розетки, что приводит в дикий восторг мою Женьку. При этом она всегда говорит:

– Вот знала, за кого замуж иду, а у Таньки Андрей… Я, как кот, свожу ресницы и с удовольствием слушаю, что у Таньки Андрей…

Роковая пауза в купаже с легкой дрожью и беспощадное:

– Божков к доске.

Бражко как-то неестественно весь сжался и....

– Евгений Анатолич, а я не готов.

– Встань для начала, бери учебник и выходи к доске.

И я сразу догадался, что будет шоу, в котором Бражко в качестве факира преподаст нам урок знания прикладной физики.

– Открывай учебник, – произнес Евгений Анатольевич с тоном тренера по боксу. Мол, ты же можешь, ты же должен.

Бражко с неуверенностью бегемота, пытающегося преодолеть препятствие, открыл учебник.

– Ну… пиши формулу, – предложил Фаза.

Бражко понял, в чем дело, быстро накатал формулу.

– Ну… Рассказывай, мы тебя внимательно слушаем.

Брага расплылся в улыбке, и.... Его поперло. Да, он был виртуоз. Никто не понимал физику так, как понимал ее он.

А за распахнутым окном плела холсты весна, до одури пахло свежим ветром, солнце, казалось, хохотало от удовольствия – делать удовольствие всем, кто попадал под его теплые ласковые лучи. Небо было такое голубое, такое высокое. А жизнь была такая бесконечно длинная, беззаботная, что хотелось пить это небо, играть этими облаками и