Преступление и наказание

(или "Серые плавки с красной полоской")

 Вчера в бассейне, куда хожу изредка, чтобы продлить свою жизнь и выглядеть неотразимо, поссорился с одним пловцом-стайером. Он уж очень медленно дрейфовал по течению, и я его попросил перейти на соседнюю дорожку для неподвижного покачивания на волнах.

Он отказался. Не стал со мной даже разговаривать и поплыл опять, никуда не спеша.

Я очень тогда на него обиделся, но виду не подал.

Преодолев еще двадцать пять метров, понял, что он опять встал на моем пути, и не изъявляет желания, то ли в силу врожденного упрямства то ли из-за приобретенных комплексов, ни придать дополнительного хода своей грузовой барже, ни покинуть водный трек для спортивного заплыва.

Тогда я вновь остановил его неспешное брассирование:

– Знаешь что, дружище? Извини, что сразу на ТЫ… – размахнулся и стукнул его в челюсть правым боковым…

 По всему периметру бассейна стал расползаться звук упавшей кувалды на мягкое человеческое тело. Присутствующие бросили свои взгляды полные молчаливого негодования, а потерпевший сделал вид, что ничего существенного не произошло: поднырнул на другую дорожку и отчалил в известном направлении.

Я, довольный собой, поплыл по отвоеванному мною пути следования скоростных судов, давая понять всем смотрящим в мою сторону с глубоким презрением, что кроль у меня на приличном уровне, а если я еще не мастер спорта, то в кандидаты уже давно гожусь. Это должно было меня (по моим некоторым расчетам) хоть как-то извинить в глазах купающихся, с трудом удерживающих свои упитанные тела на поверхности воды.

 Но, сделав еще один мощный рывок на двадцать пять метров, я поймал себя на том, что сегодня не плавается. Настроение какое-то неспортивное (что со мной бывает крайне часто). Сначала было, а потом, вдруг неожиданно, не стало. И понять не мог, что же могло так повлиять на такую резкую смену погоды?

 Я вылез по скользкой лестнице из воды и пошел по направлению хамама. Войдя в «паровую» и устроившись на самой удобной скамейке, аккуратно выложенной дорогой арабской плиткой, продолжил тестировать свое погибающее настроение. Было явно не по себе.

 Через минуты две-три, двери открылись, и в жаркое влажное помещение вошел силуэт. Ошпарил кипятком лежак, расположенный в самом центре зала под куполом и лег, приняв расслабленную позу. Было трудно различить пол вошедшего, так как все было окутано густым паром. Но через некоторое время, когда пар понемногу стал рассеиваться, и я уже приготовился восхититься красивым женскими формами, все отчетливей и рельефней стали проявляться тяжелые неуклюжие черты пловца – неприятеля. Он лежал, упершись сморщенной левой щекой в лежак, и еле слышно постанывал. Что-то, видимо, его беспокоило. Но что именно, было непонятно. Я примерно догадывался, но, все же, спросить постеснялся.

 И тут, выходя из хамама, вдруг заметил, что у нас с ним совершенно одинаковые плавки – серые с красной полоской. Я таких не видел никогда ни у кого. Это был редчайший экземпляр, привезенный мной когда-то очень давно с острова Свободы, еще в 1980 году. Мне их купили родители в центре Гаваны, и я ими всегда очень гордился (плавки-шорты тогда были в моде). В то время я был еще очень юным, но, непонятным образом с тех пор, не сильно физически развился. Поэтому и сейчас изредка примерял их на себя, хотя понимаю, что далеко уплыть в них уже не удастся.

 Жуткая тоска меня обуяла при виде этих плавок на чужом теле. Получается, мы с ним из одной лодки, а я с ним так нехорошо… Эх! Возможно, он тогда был на Кубе, может быть в то же самое время, когда и я. Вероятнее всего мы с ним видели одно и тоже. Он наверняка глазел на Castello del moro, а также мог наблюдать, как волны мексиканского залива обрушиваются на бетонные плиты Малекона. Не исключено, что мы могли встречаться на пляжах Санта Марии и Варадеро или быть свидетелями захвата колумбийского посольства кубинскими беженцами.

 Вскоре меня обуяло покаяние. И такое невыносимо православное, что начал тут же себе искать алиби, так как находиться долго в этом состоянии, не рекомендовано. Можно было бы сойти с ума. И я начал бегать от стены к стене огромного зала, где находился бассейн, но никак не мог найти себе места. Все мои доводы сводились к примитивному – в духе: "Не виноват я, он сам встал у меня на пути!" Состояние мое усугублялось еще тем, что не только свидетели, но и вновь прибывшие, заполонившие узкие дорожки бассейна, меня тихо ненавидели, устремляя свои дальнозоркие взгляды со всех концов акваториального пространства.

Я вынужден был исчезнуть, так и не проплыв запланированные тестовые полтора километра на время.

Шел пешком домой и думал: "А мог ли я поступить иначе?"

Но так и не ответил себе на вопрос, преодолевая три километра по заснеженному бульвару, хоть как-то компенсируя неудавшийся водный кросс. И, не имея больше внутренних сил об этом размышлять, хотел бы обратиться к вам, читающим этот гнусный детектив:

– А как бы вы поступили на моем месте?

Не спешите с ответом.

Эссе о падающих стаканах

Сегодня утром на работе уронил кофейную чашку. Ручка отлетела, хотя сама чашка осталась цела и невредима. Но все равно придется выкинуть весь этот хлам, потому что сильно я сегодня обжег руку, когда пытался взять всей ладонью раскаленную гладкую поверхность фарфорового сосуда. И уже было не до кофе. Очень я после этого не то чтобы расстроился, а чуть не швырнул от боли и негодования обжигающую пиалу в сторону главного менеджера. Вот была бы стыдоба!

   В последнее время что-то не везет мне на посуду. Из рук все валится. Некоторые из злопыхателей говорят, что это, якобы, на счастье. Но я не спокоен. Какое же это счастье?

   Помню, полгода назад выпала у меня из рук тарелка с вермишелью. Стекла – в одну сторону, макароны – в другую. Я так вознегодовал, что тут же буркнул себе под нос: "Вот, блин, чччерт!", – и не стал даже убирать ничего в мусорное ведро. Решил: "Лиля придет, сама уберет". Уж больно я тогда злой был. Даже есть продукты не стал, настолько был не в себе от обиды. Пятнадцать минут сидел и ничего не делал, просто смотрел в окно на собак и желтый снег. От природы я был тогда не в восторге. Потом, правда, немного отошел и заставил себя съесть сметану.

   А год назад даже выронил из рук граненый стакан. Днище распалось на множество осколков, не оставив никаких шансов на восстановление. Тогда очень переживал, так как известно,