Однако на удивление, его маневры не удались с абсолютно неказистой девушкой, которая работала няней у сестры.
Серенькая мышка с двумя высшими образованиями и отличными рекомендациями. Как выяснилось позднее, отличные рекомендации сообразительная девица получала регулярно вдобавок к кругленькой сумме, как оплате за молчание. Практически каждая нанимательница радостно отделывалась от вездесущей няни и не скупилась на деньги и лестные слова за обещание держать в тайне ту или иную информацию: романчик с охранником мужа, пластическая операция, жесткое обращение с ребенком.
Нет, серенькая мышка не была профессиональной мошенницей, скорее это был ее ответ миру, который после 10 лет прилежной учебы, оплачиваемой тяжелым трудом родителей, выделил ей лишь роль прислуги. Ее злость на мир достигла таких размеров, что не устояла и перед 16 летним мальчиком.
Сын был серьезно болен. Организм, вымотанный жестким графиком, не был способен сопротивляться инфекции.
Как выяснилось позднее, сын уже не первый месяц страдал температурой и другими симптомами, от которых его лечила проворная няня теми же таблетками, которые ей выписал ее врач.
Это была первая трещина в их идеальной жизни.
Но они преодолели эту беду, как им казалось образцово: сына отправили лечиться в лучшую клинику, няню сдали властям, всю прислугу уволили и наняли других через серьезное агентство и дополнительные проверки, гарантирующие приличность персонала.
Забыть это происшествие им помогло прекрасное путешествие по скандинавским странам.
Но судьба, похоже, только начинала строить гримасы.
Через год, перед новогодними праздниками, когда украшенный знаменитым дизайнером дом сверкал и пах рождеством, пропал младший сын.
Мальчик был сверхталантлив, и в 14 лет уже слыл юным дарованием в математических кругах. Упорный и целеустремленный, он был гордостью родителей и их надеждой на достойное преемство семейного бизнеса.
Испуганный охранник, которого под утро разыскали родители, путался в показаниях и потому стал основным подозреваемым в похищении.
На ноги была поднята полиция, все друзья с серьезными связями, банк был предупрежден о необходимости собрать в короткий срок пока еще не озвученную, но явно не маленькую сумму. Весь день ждали звонка от похитителей.
Но все оказалось не таким масштабным, как в остросюжетных фильмах.
Насмерть перепуганный чередой допросов, охранник рассказал все как есть. Юное дарование разработал систему выигрыша в игровых автоматах, и за обещание раскрыть ее охраннику, как только он ее «обкатает», требовал молчания и покрывательства.
Раз за разом, ребенок выигрывал серьезные суммы на глазах у попечителя. Ничего страшного в этом охранник не усматривал, потому за нескромное вознаграждение от выигрыша поддерживал версию мальчика относительно того, где они были.
Но в этот вечер, измотанный свиданием с новой девушкой, он просто вырубился в машине: людей в зале практически не было, заведение было хорошо знакомым, да и хозяина он знал.
В условленное время мальчик не вышел. Поскольку такое часто происходило, подождав еще некоторое время, он пошел на поиски. В зале мальчика не было. Пару ударов носом о клавиатуру освежили память администратора, и он показал запись видео наблюдения, где четко видно, как мальчик уходит с двумя подростками.
Позднее администратор стер эту запись, чем усложнил поиск подростков. Сына нашли на четвертые сутки в полусознательном состоянии перед экраном компьютера, в съемной квартире на окраине города. В соседней комнате спали еще три подростка.
Он поспорил на серьезную сумму, что сможет составить алгоритм выигрыша в сетевой игре, но что-то сорвалось, и он проигрывал раз за разом. Пытаясь отыграться, он забыл обо всем.
Приговор врачей оказался однозначным – игромания.
Это был первый случай, когда деньги оказались бесполезны. От этой зависимости удавалось излечить не более одного процента больных, и львиная доля успеха зависела от труда родных.
Впервые им предстояло лично вникнуть в суть проблемы: форумы родителей, публикации, консультации специалистов – все удручало, казалось странным и нелогичным для их семьи.
Психотерапевт, который наблюдал сына, вдруг решил, что к сеансам должны присоединиться и они с мужем.
Ничего более унизительного она не испытывала. Если расспросы о детстве она еще выдержала, то намеки на то, что она уделяет мало времени сыну, она просто сочла за завистливые выпады по отношению к ее успеху.
Громко хлопнув дверью как физически, так и метафорически, она перевела сына в другую клинику и нашла другого высоковостребованного психотерапевта. Очередь в несколько месяцев они сократили двойной оплатой стоимости его и так недешевых услуг.
Кабинет и вид психотерапевта внушали доверие.
– Расскажите о ваших с сыном отношениях, – мягко попросил терапевт.
Она подробно рассказала о всех усилиях, внимании, затратах, которые они уделяют детям.
– Может я не правильно выразился, я прошу рассказать об отношениях личностных. Ну, знаете разговоры по душам, участие в переживаниях ребенка, – так же мягко попросил терапевт.
Она напряглась, но подавив раздражение, рассказала о специалистах, которые контролировали происходящее в жизни ребенка и составляли ей отчеты, о том, что она, конечно, была в курсе всего, что происходит, и давала соответствующие распоряжения ответственным лицам.
– А как мальчик пережил первую любовь, кстати, что можете рассказать об этой девочке?
Она на секунду запнулась. Она не могла вспомнить, чтобы ей кто-то из воспитателей или нянь говорили о влюбленности сына. Да и возраст…
– У него не было еще такого опыта! – категорично ответила она.
– Я правильно пониманию, Вы не в курсе ситуации с первой влюбленностью мальчика? – как ей показалось, ехидно продолжал вопрошать терапевт.
– Господи, о чем вы? В таком возрасте они каждый день влюбляются!
– Я о его влюбленности в одноклассника, который не смог принять свою гомосексуальность и пытался покончить жизнь самоубийством.
Слова терапевта показались ей каким-то психологическим трюком, и она