Ее позвал ребенок. Тихо, но очень внятно, прямо над ухом.

Она потянулась сладко, вставать не очень хотелось, но дети есть дети…

И тут осознав, что дети у бабушки, она резко вскочила.

Голос и слово «мама» были настолько четкими, что она бегом побежала к входной двери и распахнула ее.

Никого.

Паника нарастала.

Пока она набирала телефон матери, мозг рисовал уйму материнских страшилок, которые одинаковы для всех мам мира, но никогда не сбываются.

– Ты точно ничего не скрываешь? – в который раз она выпытывала у дочери.

Трубку взяла бабушка.

– Ну чем тебе поклясться? Все отлично, все живы-здоровы, сыты и рады. Выпей рюмку коньку, прими ванну, что еще там делают в случае истерики? Ложись и поспи!

В течение дня она еще пару раз вспоминала этот зов, но субботние заботы вскоре поглотили ее целиком и она забыла.

Суета покинула дом вместе с детьми, дома было тихо и непривычно чисто.

Вечером они по традиции устроили с мужем холостяцкую вечеринку, дурачились и отлично проводили время. Она на секунду почувствовала желание рассказать мужу про этот зов, но очередная выходка мужа так ее рассмешила, что она забыла обо всем.

15 лет срок достаточный, чтобы секс превратился во что-то наподобие мытья посуды, но не у них.

Частые командировки мужа, ее ласковый характер, и память о подростковой войне за их любовь не давали чувствам сойти на нет. И они безгранично любили своих детей.

Утомленные свалившейся на них безграничной свободой, они заснули как подростки в летнем лагере.

Ей всегда снились только легкие сны.

Вот и на этот раз ей снился парк, красивое озеро, легкая дымка над ним в солнечных лучах.

Со стороны озера кто-то пел песенку, запнулся и позвал громко: «Мама, мама!»

Не испуганный, не плачущий, а требовательный голос ребенка. Он просто звал ее.

Она вскочила в холодном поту, сердце билось как на приме у стоматолога…

Уже светало, муж ничего не мог понять из ее разрозненных фраз. Ее мозг лихорадочно работал. Успокоившись, они перебрали все возможные варианты, но так и не сошлись во мнении.

Муж считал, что это хитрости подсознания и даже не стоит в это лезть, она же считала, что за этим кроится что-то более реальное и это просто надо понять.

Она не делала абортов, чтобы это мог быть голос совести; она не может иметь больше детей, это не так называемый зов плода…

Весь день она размышляла над этим. На всякий случай записала детей на полное медицинское обследование, но в глубине души знала, что это голос другого ребенка.

Она даже объехала близлежащие кварталы, вслушиваясь через опущенные стекла в звуки улицы.

К вечеру ее нервы не выдержали, и она разрыдалась, подумав, что это зов не рожденного ребенка, которого она так хотела, но уже никогда не сможет родить.

Вечером, еще раз обсудив все с мужем, они решили, что это самое правдоподобное объяснение: в глубине души она мучилась и страдала, что тогда, при рождении младшенького все обернулось для нее так трагично.

Они сидели на веранде обнявшись. Никогда они не говорили на эту тему, и сейчас не было смысла сдерживаться. Она вскрылась как гнойная рана.

– Мы так молоды, я всегда мечтала иметь много, много детей, – сквозь слезы, рыдая, причитала она. – Это не справедливо, мы ведь хорошие люди, мы ведь хорошие?

– Хорошие, хорошие, мы очень хорошие люди, – вторил ей муж.

– Дети подросли, они уже даже обниматься не хотят, они уже не детки! – рыдала она. – А я хочу еще обнимать и возиться с малышом!

– Но посмотри на это с другой стороны: мы можем двоим дать в два раза больше, чем четверым, например, – попробовал рационально снизить накал муж.

– Я и четверым бы много дала! Много– много любви, как ты не понимаешь, ее и на четверых хватило бы!

Муж гладил ее дрожащие плечи, волосы, в глубине души он понимал, что и его доля вины есть в том, что тогда произошло. Он не настоял на госпитализации, он просто посчитал, что лучше потратить эти деньги на что-то более осязаемое для ребенка.

Доктора не говорили ничего категорично, лениво листали медкарту и предлагали им принять решение. Он заботился о деньгах. Она не хотела расставаться с дочкой…

Отревевшись, она подняла голову и произнесла: «Нам нужен щенок».

Муж даже не стал пытаться возражать. Это было не самое плохое разрешение проблемы. Ночь она проспала как младенец, а на следующий день забрала из приюта рыжего ушастого и очень шаловливого щенка. Весь день прошел в хлопотах с ним, и она получала огромное удовольствие от присутствия в доме этого шерстяного клубка энергии и непосредственности.

Ночью ей впервые приснился тяжелый, детально прорисованный в темных тонах сон. Серое казенное здание с неухоженным подъездом. Темный коридор, отделанный дешевой серой пластиковой панелью. Тусклые лампочки в дешевых плафонах.

Каждой клеточкой своего тела она защищалась от разрушительной энергии этого места. Она шла по длинному коридору в абсолютной тишине, пока не услышала за спиной тихое: «Мама!»

Она медленно, как будто понимая, что сейчас встретиться глаза в глаза с кем-то, кто хочет, чтобы она знала о нем.

Этот тошнотворный ужас парализовал ее и она, как будто потяжелев на сотни килограмм, медленно поворачивала голову.

Вот уже край глаза выхватывает силуэт, вот уже она различает детали одежды, и через несколько единиц времени она уже смотрит в глаза маленького мальчика.

Маленького, худенького, кудрявого огненно рыжего мальчика.

Он тихонько одними губами зовет ее, как будто понимает, что крикни он во весь голос – она исчезнет.

Но в его глазах было столько громкого раздирающего душу вопля, что она кинулась к нему. Ноги как будто магнитом притягивало к полу, она пыталась кричать, но слова сливались в сплошной вой, от которого она проснулась.

Она детально видела его: цвет глаз, длину ресничек, кудри, сколотый передний зубик…

Она вдруг отчетливо поняла – этот мальчик существует. И он ждет ее.

Она металась по комнате, то кидаясь к справочнику, то к компьютеру.

Ей надо было с кем-то поговорить, но она не хотела пугать мужа своим состоянием.

В голове звенело от напряжения.

Как сейчас ей пригодилась бы подруга. Но цену дружбе она узнала, когда ее лучшие подруги предали ее и встали на сторону