Нолан Росс Когда твой герой — монстр

1

Я не одиночка, как люди иногда любят говорить о себе, считая, что это прибавляет им в глазах окружающих какого-то веса, делает их интереснее. Одиночкам не нужны зрители. А мне же никогда не были нужны соратники, друзья, и больше всего я ненавидел те виды деятельности, которые требовали от меня становиться тем, кем я не являлся — кажется, это называется "компанейский человек".

— Ну же, давайте, разбейтесь на команды, мы отлично проведём время!

Вот только мистер Кёрч был не прав: нельзя хорошо провести время, если ты не желаешь контактировать с каждым из присутствующих. Разве того, что человек вынужден находиться со своими одноклассниками столько лет бок о бок, было недостаточно, чтобы остаток урока посвятить новой теме или отпустить всех пораньше, а не устраивать весёлые настольные игры?

— Так, что у нас тут? Берсерки? Есть! Так, вы с Брайаном и Эдди — Хилеры! Отлично! Начинайте сразу писать себе уставы, ориентируясь на выбранную ситуацию игры! Мародёры? О, почему-то я знал, что именно вы четверо и выберете их, только не усердствуйте, ведь эти мародёры добывают еду и ведут разведку, а не ведут себя так, как вы на день Всех Святых!

— Мистер Эванс? К какой команде решили присоединиться вы?

Страх. Мне удаётся уловить нотки этого отвратительного чувства. И я рад, что оно принадлежит не мне, но мне противно, что оно возникло из-за меня. Чужой страх ещё более неприятен, нежели собственный.

— Маги, мистер Кёрч.

— Это, конечно, замечательно, но ты же знаешь, что не можешь быть единственным участником команды, тебе надо примкнуть к кому-то из ребят…

— Я уже написал свой кодекс, но спасибо за предложение.

— Но Кристофер…

— Тук-тук! Я не помешал Вам, мистер Кёрч? Я занёс книги…

Бывают люди, которые одним своим появлением приносят свет. Уничтожают жуткие ночные тени, в которых обычно в разных страшилках, кошмарах и фильмах ужасов прячутся монстры. Именно таким человеком был наш учитель литературы.

— Да-да, здравствуйте, мистер Тейлор, можете положить их на стол.

— Сделано! И извините, что помешал вашей игре.

— О, мы ещё не начинали: мистер Эванс никак не может определиться с выбором команды…

— Могу. Я выбрал магов.

— Да, вот только больше никто не выбрал, поэтому…

— А, знаете, у меня как раз сейчас "окно", и я могу составить вам компанию, например, могу присоединиться к магам. Если, конечно, Кристофер не против.

— Я не против.

— Вот и отлично!

Я видел, как лицо мистера Кёрча снова стало расслабленным, будто только что на его глазах сапёр обезвредил бомбу.

Многие воспринимают меня так, будто я катастрофа. Но это неверно. Я просто старшеклассник, которого не интересует целый ряд того, что нравится большинству. И я не боюсь заявлять об этом. Хотя мне бы и не пришлось этого делать, если бы меня снова и снова не ставили в ситуации, в которых мне совершенно не хочется принимать участие.

— Ну, что тут у тебя с уставом, показывай!..

— Я не знаю, что ещё добавить в связи с выпавшей локацией, — я пододвинул исписанный листок поближе к усевшемуся рядом со мной мистеру Тейлору. От него пахло вербеной. Я был не против.

— Ну, одно ты указал точно: "постараться не умереть"…

— Я хотел сказать иначе.

— И как же?

— Ничто не истина — всё дозволено. Это значит, что в выпавшем мире можно быть монстром.

— Но ты изменил формулировку, я вижу — ты зачеркнул.

— Это потому что теперь я не один, теперь со мной Вы, и мне больше почему-то не хочется быть монстром.

— Как насчёт храбрости? Смелости? И чу-у-уть чуть безжалостности, но с условием, что мы будем убивать противника только в крайнем случае, идёт?

— А ещё можно убивать свои чувства. Так же — безжалостно. Чтобы не бояться.

— Можно. Главное при этом, Крис, не убить самое главное.

— И что же это?

— Человечность.

2

«— Ганнибал! Я прощаю тебя, Ганнибал. Я прощаю…»

— Но почему…

— Что почему, Крис?

— Почему… Почему Уилл дал ему уйти? Почему простил Ганнибала?

Наверное, стоило упомянуть ещё в самом начале. У меня есть проблемы. Да, они есть у всех, но вот только мои мешают мне взаимодействовать с людьми.

Говорят, есть люди, которые словно «открытые книги» (не я придумал это странное сравнение). Так вот, если передо мной положить одну из таких книг, я не смогу её прочесть. Даже если в ней будет шрифт, как в детском букваре — огромный.

Точно таким же — огромным — было и моё непонимание людских душ, их поступков, мотивов, взглядов, намёков. Особенно трудно мне давались именно намёки. А ещё юмор. И переносный смысл. И множество других вещей.

Но я совершенно не страдал от этого, если вы успели обо мне так подумать. Страдали другие.

— Ну… Сейчас попробую тебе объяснить. Уилл Грэм… он особенный…

Все, кроме мистера Тейлора. Он знал, что у меня проблемы, и старался говорить со мной так, чтобы я понял. Ведь это так важно на его уроках. Литературные герои слишком часто представляют собой далеко не открытые книги. Наверное, именно поэтому я и люблю уроки литературы. Они не приближают меня к чему-то прекрасному, вроде искусства писательства — они учат меня понимать людей.

— И Ганнибал тоже особенный, хоть и монстр? Даже если он каннибал?

— Как много на самом деле ты знаешь о каннибализме, Крис?

Каннибализм — это когда одни люди едят других людей. Но мистер Тейлор ждал от меня явно не этого определения.

— Не достаточно, — я пожал плечами, глядя на то, как на экране в режиме «паузы» застыло лицо одного из самых известных монстров в мире.

— И это не твоя вина. Всё дело в том, что общество не хочет об этом говорить. Хотя такой феномен, как людоедство, в истории встречается очень часто, и особенно в виде части культуры того или иного народа.

— То есть, люди не хотят признавать целые культуры только потому, что им это не нравится?

— Можно сказать и так. Как, например, мало кто из историков в учебных заведениях говорит о гомосексуализме в разных культурах, который считался тогда абсолютно естественным.

К слову. Я не умею понимать и самого себя. Но, услышав последние слова своего учителя, я ощутил нечто новое. Чему не было названия, но я уже тогда отчего-то понял — это чувство было запретным.

— Люди в большинстве своём лицемеры, Крис: они презирают те или иные вещи в истории, но аплодируют им стоя,