революционного моря. Каковы были настроения в это время в кадетских корпусах, можно судить по тому, что когда в одном из них нашлось два кадета, которые в разговоре с товарищами позволили себе высказать некоторое сочувствие революции и были отданы директором корпуса на суд товарищей, то даже его, опытного педагога, хорошо знающего кадетскую среду, поразил приговор. Он гласил единогласно: смертная казнь! Виновные были настолько потрясены товарищеским приговором, что публично раскаялись и дали торжественное обещание навсегда отказаться от своих заблуждений. Они впоследствии свято выполнили свое обещание и, окончив корпус и военные училища, стали лояльными и достойными офицерами.

В 1905 году при директоре генерал-майоре Шильдере кадеты одного из столичных корпусов по их единодушной просьбе приняли участие в вооруженном разгоне революционеров-манифестантов, причем в этой стычке был тяжело ранен в голову кадет Недведовский. 19 марта 1909 года два кадета 2-го Московского корпуса Старооскольский и Ауэрбах увидели на улице, что революционер-экспроприатор, угрожая револьвером, отобрал сумку с деньгами у артельщика банка. С опасностью для собственной жизни схватив и обезоружив грабителя, они отвели его в полицию. Государь император наградил их за это медалями.

В русско-китайскую кампанию 1900 года кадет Пажеского корпуса Александр Баранов, сын героя русско-турецкой войны 1877–1878 гг., принял участие в походе на Пекин, не снимая формы пажа, в рядах одного из пластунских батальонов, за что был награжден Георгиевским крестом. В русско-японскую войну 1904–1905 гг. несколько кадет различных корпусов, отцы которых находились в рядах действующей армии, стали в ряды добровольцев во время летних каникул. Из них паж Верховский, кадет Первого кадетского корпуса Сергей Селезнев и кадет Хабаровского корпуса Роман Троянович-Пиотровский были награждены Георгиевскими крестами, а остальные — Георгиевскими медалями. Прямо с фронта Троянович и Селезнев прибыли в училище к началу занятий на младшем курсе.

В 1910 году кадеты Ташкентского корпуса Виктор Красовский и Борис Авдеев получили Георгиевские медали за спасение офицеров саперного батальона во время бунта этого последнего в лагерях около Ташкента, с опасностью для собственной жизни сообщив начальству о начавшемся бунте.

В первую мировую войну на германском, австрийском и турецком фронтах в рядах действующих армий участвовало несколько десятков кадет, получивших Георгиевские кресты и медали. Кадет Николаевского корпуса Сергей Марков с разрещения родителей и военного министра из шестого класса вступил добровольцем в Крымский конный полк, в строю которого заслужил два Георгиевских креста, после чего был отправлен в военное училище. Что касается медалей за спасение погибавших, полученных с опасностью для жизни, то почти не было корпуса, где один или более кадет не носили бы на груди эту почетную награду.

Таковы были российские кадеты в императорской России. Таковы плоды воспитания, данного им в корпусе.

ПОСТУПЛЕНИЕ В КАДЕТСКИЙ КОРПУС

Весной 1909 года отец привез меня из деревни в Воронеж держать экзамен в четвертый класс кадетского корпуса. В этом городе мне пришлось быть не в первый раз. Мальчиком восьми лет, с матерью и братом, я приезжал сюда, когда мой старший брат поступал кадетом во второй класс. Мать, нежно любившая своего первенца, с большим горем отдавала его в корпус и не в силах сразу расстаться с сыном прожила вместе со мной около месяца в Воронеже, в «Центральной» гостинице, близко отстоявшей от корпуса. В качестве младшего братишки я увлекался кадетским бытом и почти каждый день бывал в помещении младшей роты, куда нас с матерью допускали по знакомству.

В настоящий мой приезд с отцом в Воронеж я, таким образом, был уже несколько знаком с внутренним бытом кадет, что до известной степени облегчало мое положение новичка, да еще поступавшего прямо из дому в четвертый класс. У отца в корпусе также нашелся старый товарищ, командир 1-й роты полковник Черников, в этот год выходивший в отставку генералом. Его заместитель, полковник Трубчанинов, так же, как его предшественник, оказался однокашником отца по Орловскому корпусу.

Экзамены, начавшиеся на другой день после нашего приезда, оказались труднее, чем мы предполагали. На экзамене Закона Божия батюшка, видный и важный протоиерей, спросил меня, не являюсь ли я родственником писателя Евгения Маркова, умершего в Воронеже директором Дворянского банка и председателем археологического общества. Узнав, что я его внук, батюшка сообщил, что он также член археологического общества, хорошо знал покойного деда, любил его и уважал.

Первые три дня экзаменов прошли для меня благополучно, но в четвертый я неожиданно наскочил на подводный камень. Случилось это на испытании по естественной истории, предмете везде и всегда считающемся легким и второстепенным. Так об этом предмете полагали и мы с моим репетитором, почему и не обратили на естественную историю большого внимания. Конца учебника по этому предмету я даже и не прочитал, как раз в том месте, где дело шло о навозном жуке. Этот проклятый жук чуть не испортил всего дела, так как, спрошенный о строении его крыльев, я стал в тупик и ничего по этому интересному вопросу ответить не мог. Преподаватель естественной истории, заслуженный тайный советник, однако, вошел в мое положение и не захотел резать мальчишку, благополучно прошедшего уже по всем предметам экзаменационные сциллы и харибды. Он дал мне переэкзаменовку на… после обеда. Нечего и говорить, конечно, что я сумел воспользоваться этой передышкой, а после обеда сдал экзамен без запинки.

Выдержав экзамен по учебным предметам, я был затем подвергнут медицинскому осмотру. Для этой цели отвели один из пустовавших в то время классов, двери которого выходили в коридор, переполненный родителями и родственниками, привозившими детей на экзамены.

Так как вступительные экзамены в корпус держали исключительно ребята, поступавшие в первые два класса, то я среди них представлял собой единственное исключение, и притом такое, о котором никто из находившихся в коридоре мамаш и не подозревал.

Зная, что доктора осматривают десятилетних карапузов, родительницы эти, нимало не стесняясь, заходили в комнату осмотра и вступали в разговор с врачами. При их неожиданном появлении в дверях я, голый, как червяк, принужден был дважды спасаться за ширмы к обоюдному смущению обеих сторон.

Как только результаты экзаменов были объявлены, отец, поздравив меня, немедленно повел в магазин