Стеша Новоторова Раб колдуньи

Это не правильно, что нас называли мошенниками. Мы с братом не мошенничали, мы честно чинили пластиковые оконные рамы и двери. Ну может иногда где-нибудь чуть сильнее дёрнем, чтобы немного расшатать запорную арматуру, но мы же видим, что арматура и так старая, разболтавшаяся, через пару лет развалится. И балконная дверь рухнет на голову этой несчастной старушке, и мы как бы будем виноваты…

В общем, мы с брательником Николаем приходили в дом, навешивали лапши на уши доверчивым хозяевам что, мол, оконные рамы надо каждые пять лет диагностировать и менять кое-какие детали, а еще лучше всю арматуру и фурнитуру менять полностью. Ну, и если видим, что хозяева богатенькие буратинки, да к тому же лохи, мы им напускали технического тумана и выставляли счет. Старались не борщить – тысяч двадцать-тридцать, не больше. Если уж совсем повезет – полтинничек с буратинки брали и никогда никаких угрызений совести не чувствовали. А что, мы же работу делали исправно, ни у кого ничего не крали…

Тем летом мы окучивали города Тверской области и как раз приехали в Торжок. Старинный городок, красивый, статный, что называется себе на уме. Но и народ здесь прижимистый, хитроватый, лишнюю копейку не переплатят.

Обошли мы с Николашей с десяток квартир и пяток частных домов и… ничего. Ни одного заказа! Уже вечерело, а у нас такое правило – в день хоть одного лоха, но обуть надобно. Без этого спать не ложись. Иначе на голодный желудок продовольственный склад приснится. Уже отчаялись мы заработать хоть копеечку в этот день и заметили, что почти все частники, которые в своих домах живут, настойчиво нам рекомендуют сходить к некой Акулине. У неё, мол, свой здоровенный особняк, там и окна и двери и лоджии – всё из пластика и главное – баба она зажиточная. Уж она-то не поскупится. Спросили мы, как найти эту Акулину и отправились по указанному адресу.

Оказалось, что живет она на отшибе, на территории санатория Митино, в роскошном сосновом бору. Дом и правда у неё знатный. Не дом, а скорее маленький дворец, будто игрушечный, но вполне себе добротный. И что удивительно – в глаза он совсем не бросается. Если не знать точного адреса, и не найти совсем. Да и сама Акулина уже как будто ждала нас. Только мы подошли к воротам, Николаша потянулся к звонку, а дверь сама с тихим щелчком отворяется, и хозяйка нас встречает с улыбкой.

Нам бы бежать в тот момент сразу и без оглядки, но куда там! Как кролики в пасть удава мы с брательником шагнули в этот дом…

Жила Акулина в таком солидном особняке явно на широкую ногу. Мебель старинная, на полу во всех комнатах ковры, картины в резных рамах по стенам развешаны, всякие антикварные безделушки типа бронзовых подсвечников и потемневших от времени шкатулок…

Осмотрелись мы привычным взором, поняли: вот она, наша клиентка. Уж если её мы не облапошим нынче, то грош нам цена в базарный день. Брательник сразу стал окна осматривать, за ручки дергать, дверь балконную приоткрыл на нижний запор и давай её трясти, чтобы, значить расшатать салазки и показать всю ненадёжность запорной фурнитуры. А я за саму хозяйку дома принялся. У нас всегда так – один фронт работ осматривает, а второй зубы заговаривает хозяевам, чтобы держать их в тонусе и не давать расслабляться.

Акулина поначалу показалась мне совсем простушкой. Высокого роста, рыжеволосая блондинка, пышнотелая, а глазищи-то! Как распахнёт, как умоет тебя зелёно-серым омутом, как махнёт пару раз ресницами… Так и смотрелся бы в эти омуты-глаза и совсем бы ничего не говорил, а только тихо и умилённо улыбался – настолько хорошо мне в тот момент стало.

Помню, бродил я по мягким коврам из комнаты в комнату, раздвигал тяжелые портьеры, показывал Акулине где и что срочно менять надо, а сам чувствовал, что плыву. От её присутствия голова моя тяжелела, аромат вокруг этой дамы такой распространялся, что хотелось его не просто вдыхать, а жрать ртом, будто голод во мне проснулся звериный.

Кстати, про голод. Усадила нас хозяйка за стол, а там уже самовар, да не электрический, а самый настоящий, двухведерный, на углях, вовсю пыхтит. А весь стол уставлен корзинками со всякой выпечкой, будто дорогих гостей Акулина ждала. И у нас с брательником даже и сомнения не возникло, что это мы и есть – те самые дорогие гости.

В общем, нажрались мы, напились наливочки, отведали расстегаев с зайчатиной, ватрушек с творогом, блинов с икоркой, тут мой Николаша, обнаглев окончательно, и выкатил счет Акулине – сто тысяч. Чтобы, мол, всё как следует поменять, полностью обновить всю фурнитуру на всех окнах и балконных дверях, необходимо сто тысяч рублей, но такой замечательной женщине как Акулинушка наша полагается небывало щедрая скидка. Итого – девяносто тыщ деревянных.

Мне, если честно, даже неудобно за брательника стало. Ну, можно же было не наглеть! Ну полтоса бы за глаза хватило, а там, глядишь, в процессе работы еще десяточку – другую выцыганили бы на всякие мелкие расходные материалы. То на то и вышло бы. Так нет же! Он сразу заломил по максимуму, да еще и рожу скорчил, будто от себя эту скидку отрывает.

Думаю, в тот момент наша судьба и решилась.

Хотя сама Акулина и бровью не повела, лишь тихо так переспросила, как будто с первого раза не расслышала:

– Сколько? Сто тысяч?

Николаша солидно насупившись, кивнул, еще наливочки хряпнул и поискал глазами, чем бы еще закусить. Но, видимо, ничего уже не лезло в глотку его ненасытную, а в голове изрядно шумело.

А я смотрю в окно, там уже вовсю темно, и ни одного огонька даже не светит. Окна-то этого чудо-особняка на речку выходят, которая едва за соснами проглядывается, только теперь это всё черным-черно, а мы и не помним, особо, как сюда добирались. Как же теперь в город обратно ехать? Да и машину нашу мы у ворот оставили, не дай бог местные залезут…

– Да не волнуйся ты, Олежек, – говорит мне Акулина, словно мысли эти я вслух высказал. – Не переживай. У меня заночуете. Я вам мягко постелю.

И смеется так по-доброму, ласково.

Мягко, говорит, постелю…

***

А наутро всё иначе выглядело. Проснулся я на лавке оттого, что холодно мне стало. Смотрю – дверь во двор открыта, и слышу, как Николаша остервенело дрова рубит. Выхожу и вижу что рубаха на нем уже вся мокрая, сам мой братишка уже едва на ногах держится, покачивается, а все никак не может остановиться. Только одно полено разрубит, как за другое уже хватается, будто кто над ним самим с топором стоит. Я его еле-еле унял, что ты, говорю, успокойся, братка. Смотрю, а глаза у него вовнутрь себя обращены, не видит он меня. Но топор кое-как у него отобрал, а тут и Акулина на крыльце появилась.

Посмотрела она на меня, как на пустое