- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
звёзды.
Утро зимнее блёкло, холодно, поздно.
"Эту ночь запишу, запакую в строку,
спите, милые, мирно на правом боку".
*** Воскресенье. Октябрь. Пора собирать голоса, на стенах, на столбах, на балконах созрели биг морды. Дети Авеля вновь расстегнули свои пояса, дети Каина точат клыки и вопят о свободе. Урны схавали галочки, фигушки, праздничный мат, день прожит, недоверьем закатаны норы, и отдавшие волю, подушки слюнявя, сопят. Одеваются в пепел небесный Содом и Гоморра.
*** Мне кажется: я умер и живу; озябший сад, простуженная стая, едва снежит. Перед калиткой рая на лавке в ожиданье rendez vous неспешно на троих соображают. –Грешил, безбожник! – пальцы загибают… Мне снится, что я снова оживу, когда проснусь. И в страхе засыпаю.
*** Нынче твой необычен взгляд, щёки алы, очи горят, подойди, я твой верный муж, я тебя обниму. И послушалась, и подошла, словно цветом, с лица сошла. И узнали мы, что наги. Боже праведный, помоги…
*** Как января серебряная тень, как память Пушкину у школы, как самый первый в самый первый день, в последний самый стану – голым.
*** И что возвышало, хранило, влекло, растаяло в дым… И вот не мужчина уже, а почти херувим, лежит подле Вас, махрою и водкой храним.
*** Дятел полдень насквозь продолбил, жук всю ночь до утра прожужжал, я до донышка жизнь пропил, я до смерти её продышал, до ширинки её просвистел, до шнурков её проморгал, я звезду просверлил, проглядел, ничего там не увидал.
*** А если там, в раю или в аду, ещё раз умереть, – куда я попаду?
*** На родине всё глаже, тише, где ж ё-моё, ядрёна мать?! Земляк такую хрень напишет, что некогда и почитать.
*** Дождь замазал все окна, может, вечер уже, может, ночь, та стена, что на север, промокла, не звонит с понедельника дочь. Я ковёр ковыряю в зале, ты на кухне по делу торчишь. Мы давно все слова сказали и теперь, как шпроты, молчим. Мы теперь старик и старуха у корыта… Дни наши тихи… Мы не верим ни смерти, ни слухам и от скуки читаем стихи.
*** …И смертные не могут пасть столь низко. Геннадий Кононов С утра понос, в обед донос, на ужин – диарея, кровит ноздря, под глазом кто-то сдох. На пересылках долго не болеют и каждый – бог!
Под баком с нечистью с печальным псом он знался, делились манной, выли за святых, и плакал, когда били, улыбался, когда смеялись: "Бард и божий псих…"
Он бог един, другие боги смертны, но, к сожаленью, неба день истёк. Никто не слышал, выл паскудный ветер, как знаки Морзе подавал Владивосток.
*** Осень срезала гонор, и парки дрочат кудель, осень вся, до ступней, в мандраже паутинном. Жизнь профукал, как пьяный начальник артель, распишись под стеной, как Ван Гог под картиной.
В небе сору сгорающего в пол-лица, звездочётам работы – расплавится разум. Надо б вычислить сразу созвездье Стрельца, чтоб потом, когда сплюнет Земля, не промазать.
*** Сойка прилетает под окно посмотреть сквозь мутное стекло. У меня есть жёлтое зерно для пернатых, фей и НЛО. Для небритых особей – горилка, для уставших – мягкая подстилка. А для той, что из моей мечты, поливаю белые цветы.
*** Бог – это имя. Отчество и фамилия убивают Бога.
Бог – это безумие. Сознание убивает Бога.
Бог – это мера. Творчество убивает Бога.
Бог – это сомнение. Вера убивает Бога.
Бог – это пустота. Жизнь убивает Бога.
*** Двуедино: башмаки и путь, женская раздвоенная грудь, свет и тень на старческом лице и начало нового в конце.
*** Жизнь беспредметна и убога без смерти, женщины и бога.
*** Смертна роса на цветах полевых, крест покосился и надпись истёрта… Если не можем любить живых, то на хрена любовь наша мёртвым?
*** Себе, рождённому в 45-м С войны вернулся командир, посмертный орден у соседа. Страна тиха, как монастырь. Рожайте, женщины. Победа.
*** Восток открывает свой плазменный глаз, и светлую бездну – звёздная скрипка. Мы смотрим на формулу жизни с улыбкой, и формула смерти с улыбкой – на нас.
*** Разулся путь, и чернозём завяз в зубах корней и листьев, сад в доску пьян, в сучок расхристан и ворон вечен, мокр и чёрн. Мужик выходит на поля, ржаное семя в землю тычет. Тысячелетия земля темней Евангелия притчей.
*** Саврасов пишет в сотый раз грачей, берёзы, подмосковные церквушки, у золушек уже в слезах подушки, и ворон гвоздь забил на Ильиче.
На даче дачник начертал черту, коммунбригады убирают мусор. Ручей играет молодого Мусоргского. Зима растаяла, что твой язык во рту.
Весна. В груди хрипит аккордеон. Саврасов пишет в сотый раз ворон.
*** Крутая туча над испугом дня, за мерседесом листья волочатся. Как мало марта… Как немного счастья… Пока мы здесь, не потеряй меня.
*** Одиноки дни поэтов, кофе, водка, сигареты… Береги их на том свете, ангел жизни, ангел смерти.
*** Я на мгновенье замер, я замёрз в кусочке льда, в смешном желанье Гёте. Прекрасно сумасшествие колёс, прекрасно то, что навсегда проходит.
По городу осенний дождь проходит, глаза отводит мокрый старый пёс, он в нашей жизни жизни не находит. Я на мгновенье замер и замёрз.
*** Холодный день сорит лучами света, за ветерком ленивых листьев свита, панель чиста, как совесть президента, с шести утра кафе уже открыто. Мне всё едино, старому бродяге, какой январь идёт навстречу жизни, я пью за тихий сон моей отчизны, и сыплет снег над Веной или Прагой.
*** Время пьянства и свадеб, хлеборобы гуляют деревней, в мокром рваном наряде изнасилованные деревья.
+12 – вот всё, что осталось от лета, борона развалила по тёмному полю губы, блудный сын воротился со всех четырёх света, мера нас унижает, излишество губит.
Покорми голубей, позевай на высокие ноги, сделай бантик из петли, из ноля сделай восемь, цифру счастья, уходят из жизни и боги… Округли всё видавшие очи.
*** Воскресенье. Октябрь. Пора собирать голоса, на стенах, на столбах, на балконах созрели биг морды. Дети Авеля вновь расстегнули свои пояса, дети Каина точат клыки и вопят о свободе. Урны схавали галочки, фигушки, праздничный мат, день прожит, недоверьем закатаны норы, и отдавшие волю, подушки слюнявя, сопят. Одеваются в пепел небесный Содом и Гоморра.
*** Мне кажется: я умер и живу; озябший сад, простуженная стая, едва снежит. Перед калиткой рая на лавке в ожиданье rendez vous неспешно на троих соображают. –Грешил, безбожник! – пальцы загибают… Мне снится, что я снова оживу, когда проснусь. И в страхе засыпаю.
*** Нынче твой необычен взгляд, щёки алы, очи горят, подойди, я твой верный муж, я тебя обниму. И послушалась, и подошла, словно цветом, с лица сошла. И узнали мы, что наги. Боже праведный, помоги…
*** Как января серебряная тень, как память Пушкину у школы, как самый первый в самый первый день, в последний самый стану – голым.
Уроки русского
Я не проснусь от слов на франсе или инглише, не гнусавь, дорогая, и не томи, я не пойму откровенное гоу ту ми, разорви мои вены спокойным "сунься поближе…"*** И что возвышало, хранило, влекло, растаяло в дым… И вот не мужчина уже, а почти херувим, лежит подле Вас, махрою и водкой храним.
*** Дятел полдень насквозь продолбил, жук всю ночь до утра прожужжал, я до донышка жизнь пропил, я до смерти её продышал, до ширинки её просвистел, до шнурков её проморгал, я звезду просверлил, проглядел, ничего там не увидал.
*** А если там, в раю или в аду, ещё раз умереть, – куда я попаду?
*** На родине всё глаже, тише, где ж ё-моё, ядрёна мать?! Земляк такую хрень напишет, что некогда и почитать.
*** Дождь замазал все окна, может, вечер уже, может, ночь, та стена, что на север, промокла, не звонит с понедельника дочь. Я ковёр ковыряю в зале, ты на кухне по делу торчишь. Мы давно все слова сказали и теперь, как шпроты, молчим. Мы теперь старик и старуха у корыта… Дни наши тихи… Мы не верим ни смерти, ни слухам и от скуки читаем стихи.
*** …И смертные не могут пасть столь низко. Геннадий Кононов С утра понос, в обед донос, на ужин – диарея, кровит ноздря, под глазом кто-то сдох. На пересылках долго не болеют и каждый – бог!
Под баком с нечистью с печальным псом он знался, делились манной, выли за святых, и плакал, когда били, улыбался, когда смеялись: "Бард и божий псих…"
Он бог един, другие боги смертны, но, к сожаленью, неба день истёк. Никто не слышал, выл паскудный ветер, как знаки Морзе подавал Владивосток.
Ухо Ван Гога
Когда ему (уху) в глаз попало семя яблока, оно (ухо) начало прорастать корнями и разделять полушарие мозга ещё на две половинки. Тогда Ван Гог отрезал его (ухо), бросил в мусорный бак и сказал ему: "Я изгоняю тебя, теперь ты живи само, слушай звон монет, которые бросают нищему музыканту и обоняй запахи грязных костей, которые собаки вылавливают на помойках".*** Осень срезала гонор, и парки дрочат кудель, осень вся, до ступней, в мандраже паутинном. Жизнь профукал, как пьяный начальник артель, распишись под стеной, как Ван Гог под картиной.
В небе сору сгорающего в пол-лица, звездочётам работы – расплавится разум. Надо б вычислить сразу созвездье Стрельца, чтоб потом, когда сплюнет Земля, не промазать.
*** Сойка прилетает под окно посмотреть сквозь мутное стекло. У меня есть жёлтое зерно для пернатых, фей и НЛО. Для небритых особей – горилка, для уставших – мягкая подстилка. А для той, что из моей мечты, поливаю белые цветы.
*** Бог – это имя. Отчество и фамилия убивают Бога.
Бог – это безумие. Сознание убивает Бога.
Бог – это мера. Творчество убивает Бога.
Бог – это сомнение. Вера убивает Бога.
Бог – это пустота. Жизнь убивает Бога.
*** Двуедино: башмаки и путь, женская раздвоенная грудь, свет и тень на старческом лице и начало нового в конце.
*** Жизнь беспредметна и убога без смерти, женщины и бога.
*** Смертна роса на цветах полевых, крест покосился и надпись истёрта… Если не можем любить живых, то на хрена любовь наша мёртвым?
*** Себе, рождённому в 45-м С войны вернулся командир, посмертный орден у соседа. Страна тиха, как монастырь. Рожайте, женщины. Победа.
*** Восток открывает свой плазменный глаз, и светлую бездну – звёздная скрипка. Мы смотрим на формулу жизни с улыбкой, и формула смерти с улыбкой – на нас.
*** Разулся путь, и чернозём завяз в зубах корней и листьев, сад в доску пьян, в сучок расхристан и ворон вечен, мокр и чёрн. Мужик выходит на поля, ржаное семя в землю тычет. Тысячелетия земля темней Евангелия притчей.
*** Саврасов пишет в сотый раз грачей, берёзы, подмосковные церквушки, у золушек уже в слезах подушки, и ворон гвоздь забил на Ильиче.
На даче дачник начертал черту, коммунбригады убирают мусор. Ручей играет молодого Мусоргского. Зима растаяла, что твой язык во рту.
Весна. В груди хрипит аккордеон. Саврасов пишет в сотый раз ворон.
*** Крутая туча над испугом дня, за мерседесом листья волочатся. Как мало марта… Как немного счастья… Пока мы здесь, не потеряй меня.
*** Одиноки дни поэтов, кофе, водка, сигареты… Береги их на том свете, ангел жизни, ангел смерти.
*** Я на мгновенье замер, я замёрз в кусочке льда, в смешном желанье Гёте. Прекрасно сумасшествие колёс, прекрасно то, что навсегда проходит.
По городу осенний дождь проходит, глаза отводит мокрый старый пёс, он в нашей жизни жизни не находит. Я на мгновенье замер и замёрз.
*** Холодный день сорит лучами света, за ветерком ленивых листьев свита, панель чиста, как совесть президента, с шести утра кафе уже открыто. Мне всё едино, старому бродяге, какой январь идёт навстречу жизни, я пью за тихий сон моей отчизны, и сыплет снег над Веной или Прагой.
*** Время пьянства и свадеб, хлеборобы гуляют деревней, в мокром рваном наряде изнасилованные деревья.
+12 – вот всё, что осталось от лета, борона развалила по тёмному полю губы, блудный сын воротился со всех четырёх света, мера нас унижает, излишество губит.
Покорми голубей, позевай на высокие ноги, сделай бантик из петли, из ноля сделай восемь, цифру счастья, уходят из жизни и боги… Округли всё видавшие очи.
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
