Лора ЛОКИНГТОН РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПИРОГ

Глава первая

Поверьте мне, тот, кому не приходилось ездить в переполненном вагоне с мастурбирующей обезьянкой, не знает истинного значения слова «неловкость». И хотя Джики был скрыт от посторонних глаз в плетеной кошачьей корзинке, все равно сквозь редкие прутики дверцы было отлично видно, как он предается своему любимому, если не сказать единственному, занятию.

Пожилые дамы и дети с ласковым воркованием заглядывали в корзинку, но, сообразив, чем он там развлекается, поспешно отворачивались, кто брезгливо, а кто хихикая — все зависело от возраста и характера. После этого я в сто пятидесятый раз выслушивала, как жестоко, а то и вовсе противозаконно держать таких животных в неволе. У меня уже просто не осталось сил объяснять, что я везу Джики в обезьяний питомник, и потому я лишь согласно кивала в ответ, кидая на Джики злобные взгляды и мысленно приказывая ему прекратить наконец позорить меня.

Вчера вечером, пока я готовила себе ужин, Джики, устроившийся у меня на плечах, словно живой меховой воротник, экзотичность которого наверняка одобрила бы только Анна Винтур^[1], украл со стола анчоус и выплюнул его со стрекотом, полным негодования и отвращения. Я рассмеялась и подумала, что мне будет не хватать сорванца, хоть он и прожил у меня всего неделю. Это был красивый зверек, черный, с пушистым хвостом и с белыми бровками, которые придавали его мордочке выражение постоянного удивления.

В том, что обезьянка оказалась у меня, и в том, что именно мне предстояло доставить ее в питомник, был повинен мой шеф и близкий друг Дэйви.

За неделю до Рождества Дэйви настоял, чтобы мы вместе поужинали в его клубе. Он ни за что не назвал бы эту вылазку «корпоративной вечеринкой» или еще каким-нибудь вульгарным словом, но, по сути, так оно и было. Дэйви — владелец небольшого антикварного магазинчика. Поначалу это была обычная книжная лавка, где заодно продавались дорогие блокноты ручной работы из Флоренции и ручки «Монблан». Но потом Дэйви увлекся предметами искусства из Таиланда, Китая, Японии и резными деревянными фигурками из Индонезии. И постепенно магазин приобрел черты своего хозяина — эксцентричность, безалаберность и очарование.

Торговля, особенно в последнее время, шла неплохо, но никаких сверхприбылей магазин, разумеется, не приносил. И, как я бестактно заметила, спрос на наши товары, вероятно, был обусловлен предпраздничной лихорадкой, а вовсе не внезапно проснувшейся у лондонцев тягой к экзотическому искусству.

— Ну спасибо, Поппи, — съязвил Дэйви. — У тебя просто талант поднимать настроение.

Я в ответ пробурчала, что вполне могу и ошибаться, после чего он предложил поужинать вместе. Итак, мы отправились в Сохо; мне, как всегда, не терпелось взглянуть на жизнь Дэйви вне стен магазина.

Я работала у него уже три года, и мы с самого начала стали добрыми друзьями, несмотря на то что между начальником и подчиненным трения, как правило, неизбежны. Дэйви высокий и привлекательный, с покладистым характером и хорошим чувством юмора. Гей, естественно. Похоже, все мужчины, которые сочетают в себе эти качества, — геи. Раз или два в неделю мы ужинали у кого-нибудь из нас, и, как правило, все заканчивалось тем, что мы напивались и хохотали до колик в животе.

Когда я пришла устраиваться к нему на работу, мы сразу друг другу понравились, хотя нас и разделяет социальная пропасть. Дэйви учился в престижном Итоне (но обожает преуменьшать свои академические достижения), а я с грехом пополам окончила обычный колледж в Суффолке.

Живет Дэйви в Челси, в квартире, принадлежащей его сумасшедшему семейству, которое свило фамильное гнездо где-то в Корнуолле. Он много и охотно рассказывал о своих родственниках, и чем больше я о них узнавала, тем более странными они мне казались. Я не стеснялась выспрашивать подробности и только дивилась их чудачествам. Последняя новость, которую мы тогда обсуждали, касалась мудреного завещания, составленного его родителями. Завещание они написали во время путешествия по Нилу, когда в очередной раз наведались в Египет, чтобы прикупить диковинных штуковин для своей коллекции. Подробности завещания мне неизвестны, но Дэйви сильно переживает по поводу этого документа…

Витрины в Сохо празднично сияли в холодном вечернем сумраке. Куда ни глянь, повсюду фонарики и мишура.

— Декорации для невзыскательных масс, — осуждающе фыркнул Дэйви. — Жуткая пошлость.

Я рассмеялась, потому что знала — он просто поддерживает свою репутацию. Ничего иного Дэйви сказать и не мог.

Лондонские улицы были полны народу. Люди с напряженными и взволнованными лицами предавались предпраздничной лихорадке. Охотясь за подарками, они перебегали из магазина в магазин, съежившись от холода, сгорбившись под тяжестью сумок, не выпуская из рук кредиток. А на кредитках в самый неподходящий момент кончались деньги, и разъяренные кассирши кромсали их в клочки.

Как ни странно, раньше мне не доводилось бывать в клубе Дэйви, и я, сраженная внезапной догадкой, нервно схватила Дэйви за рукав кашемирового пальто:

— Стой, Дэйви. Слушай, а этот твой клуб, в нем случайно не практикуется мужской стриптиз или что-то в этом роде?

— Ну что ты выдумываешь! Тут же не Бангкок какой-нибудь! — расхохотался он. — Нет, ничего подобного там нет. Это просто клуб, где люди едят и пьют. Никаких ужасов. Пошли, все будет нормально.

Мне бы его уверенность. У меня, куда бы я ни пошла, никогда и ничего не бывает нормально, не вписываюсь я в окружающую действительность. Или слишком стара, или слишком молода, слишком тоща, слишком жирна, не того пола, не того класса. В чем тут загвоздка? Если бы я родилась лет двести назад в богатом семействе, с родовым поместьем где-нибудь в окрестностях Бата, вот тогда бы у меня в жизни все шло как надо. Я бы ничем не отличалась от остальной публики и как все принимала бы целебные ванны и разъезжала в экипажах. А вот современная жизнь меня почему-то беспрестанно сбивает с толку.

Я не замужем и не разведена, шансы на замужество в моем возрасте нулевые, толпы эксцентричных друзей или интересных родственников вокруг меня не тусуются. Из родных у меня есть только родители — обычная, не слишком спортивная и не помешанная на чтении пара из Ипсвича. Они удочерили меня в младенчестве, честно рассказали мне об этом в раннем детстве, и отчего-то у меня так и не возникло с ними душевной близости. Конечно, в юности я втайне надеялась, что мои настоящие родители — бродячие цыгане или наследники династии Романовых, но, повзрослев, выкинула из головы всю эту чепуху. Ну или