наоборот, протягивать детей, чтобы капитан коснулся их на счастье тонкой перчаткой.

Поэтому перчатки он снял и расслабился. Село было пустым, окна домов — слепы, сады заброшены. Покосившиеся ворота утопали в некошеных травах, что клонились к дороге. Многие заборы повалились, внутрь или наружу, и теперь бурьян рос сквозь них.

Погода портилась, и Бастиан понял, что дождь пойдёт ещё до заката. Ну что ж, хоть пожары прекратятся.

Село быстро кончилось внезапным простором. На поваленном стволе вербы у самой дороги, поставив сапоги в колею, сидела девушка, в таком же багровом плаще слуги Королевства, что и у него самого. Сливочного цвета шляпа скрывала лицо, но изящные руки, да и вся стать были явно девичьи.

Услыхав Бастиана, она подняла голову, сквозь пряди русой чёлки блеснули чистые, светло-карие глаза. Дорожный платок был повязан на лице на особый манер, как маска Сигида Тьены.

— Разъездной? — спросил капитан для проформы, останавливая коня. Тот ничего не замечал, кроме зовущего притяжения близкой уже магии. Бастиан был уверен, что конь не заметит девушку, но Мосол и сам сбавил ход, остановился, фыркнул, завертелся, норовя встать на дыбы. Иногда его разум застилала совсем уж тёмная пелена, и он запросто мог укусить любого неосторожного встречного.

— Капитан. — Девушка приветственно кивнула, торопливо вставая и отодвигаясь подальше от Мосла, который тянулся к ней мордой, широко раздувая ноздри.

— Красная Птица пала, — сказала она, обходя коня сзади по широкой дуге. Она оказалась мала ростом, с нежным, но сухим голоском. Бастиан встречал таких бестелесых дев. И как только она попала в разъездные, подумал он. Наверное, владеет магией, должна, хотя бы немного.

— Где твой конь? — спросил Бастиан, глядя на подошедшую разъездную сверху вниз. Впрочем, он мало что видел, кроме светлой шляпы.

— Волки, — ответила она коротко. А потом добавила: — А может, собаки одичавшие. Тут все сёла брошены, но многие — не так уж и давно.

— Неурожай, — кивнул капитан. — Я еду к ведьме потолковать о Птице.

— Разрешишь присоединиться, стрегоньер?

— Давай.

Он хотел подхватить её, усадить в седло, но она вспрыгнула легко, махнув полами линялого плаща, чуть зацепив Бастиана краем потрёпанной, выбеленной солнцем шляпы. От неё пахло горькой травой вроде полыни и чем-то ещё, что Бастиан не смог бы описать, как и сам запах полыни он не смог бы описать чужестранцу, никогда не знавшему этого аромата. Что-то такое, что перекликалось в памяти Бастиана с тонким ноябрьским инеем на палых коричневых дубовых листах. Он не мог объяснить почему, но от этого запаха мурашки пошли у него по коже. Он так давно не возил девушек в седле.

Мосол, впрочем, его чувств не разделял. Он крутился, гудел и норовил укусить девушку за носок сапога, пока Бастиан не прикрикнул на него.

— Нам вперёд? А что за ведьма?

— Ледо Ютра. По прозвищу Лайка. Я думал, ты знаешь.

— Я не стрегоньер, меня отправили, как это говорится, оценить опасность пожара. И, если чего, оповестить людей, чтоб убирались, буде таковые встретятся. Формальность, сам понимаешь, нет ту ни соба… То есть есть. Ты понял. Встретились эти, кто они там, и убираться пришлось мне.

— Это я понял. А оружие твоё где?

— В волке, — неопределённо махнула ручкой девушка. Помолчала, потом добавила: — Лезвие застряло в кости, не хватило силы вытащить. Я, как видишь, не атлет. Так что там с ведьмой? Ты встречал её раньше?

— Да. И я знаю её истинное имя.

— Понятно, — кивнула разъездная. — И какое же оно?

Бастиан только усмехнулся. Проверяет, правда ли я стрегоньер, подумал он. Может, ещё Столистов попросит почитать?

— Лучше скажи, как тебя зовут. Я вот Бастиан.

— Марева, — сказала девушка в сторону, ёрзая, устраиваясь поудобнее.

— Будем знакомы. А это, — он потрепал коня по редкой гриве, — Мосол. Опасайся его. Просто на всякий случай.

Девушка кивнула, и они поехали. Не сразу — Мосол погарцевал, сделал пару петель на месте, словно стремился завязаться узлом; несколько раз прогнал по телу крупную дрожь и только потом снова взял след. И тогда он сделался спокоен и быстр, так, что шляпу Маревы то и дело сдувало Бастиану на грудь, и девушка придерживала её тонкими пальцами в белых перчатках.

Конь сорвался вскачь, иногда припадая к земле, чуть ли не пластаясь. Один раз он сошёл с пути, остановился на серых бумажно-прозрачных листьях за толстым, кряжистым стволом полумёртвого дерева, словно прятался от чего-то, и долго словно смотрел вдоль дороги, хотя щитки прикрывали его слабо видящие глаза. Другой раз просто развернулся и сделал широкий круг, принюхиваясь и что-то словно бормоча сквозь стиснутые зубы. Он был опасен в такие минуты, и Бастиан предпочёл потратить немного времени и стянуть его пасть ремнями.

— Чего он? — спрашивала Марева, тоже вглядываясь в лес.

— Дело делает, — отвечал Бастиан. — Чует ведьму. Или Птицу.

Марева ёжилась под плащом и вжималась Бастиану в грудь. Потом успокаивалась, до следующей злой Мословой выходки.

Начался дождь. Запахло прибитой пылью и холодом. Бастиан подумал, не пора ли сломать печати на оружии. Вразумлять словом… И скольких он вразумил? Бастиан невесело усмехнулся.

Он проверил пистолет и распечатал ножны — на ходу, не останавливаясь. Марева поникла, закуталась в плащ и стала как-то ещё меньше под дождём. От неё почти не было тепла. Дождь по-прежнему шёл редкий, но туча уже летела в их сторону, низкая, рваная и тёмная, как раненная рыба, исходящая блёклой, серо-фиолетовой кровью в мутной воде небес.

Бастиан узрел курящуюся дымовую трубу за пеленой дождя, и в который раз убедился, что Мосол не ошибается.

Он свернул в лес, изо всех сил удерживая рвущегося вперёд коня.

— Дальше, пожалуй, я сам, — сказал Бастиан.

— Боишься, помешаю, что ли? — спросила Марева, склонив голову, но спрыгнула на землю, легко, не успел капитан коснуться её.

— Я знаю Ледо, — сказал он вместо ответа, — и она может быть опасна. От настоящего имени она никуда не денется, но откуда мне знать, сколько имён себе она взяла вообще, и какие аспекты по каким именам растыкала? — Бастиан смахнул капли с полей шляпы. — Уж заставить её стоять столбом я точно не смогу, заклинай, не заклинай.

— Она сильная ведьма?

— Не из слабых.

— А отчего её зовут Лайкой?

— Потом расскажу.

— Долгая история, да?

— Есть примета такая — не обсуждать работу до работы, — ответил он. — Мне пора.

Бастиан привязал чубарого к дереву, стальной цепью. Он был немал, с тех пор, как его вытащили из варева, наел тела, вернул себе крепкие мускулы, и, чуя цель так близко, мог буянить и