Джули Дювер Миранда

Конец мая выдался жаркий, солнце стоит высоко в небе. Полдень печет макушку. Одинокий всадник, мчится по дороге, не шадно настегивая лошадь, поднимая клубы пыли. По обе стороны от дороги, куда хватает глаз, раскинулись пологие горы. Да какие это горы. Вон красавец Эльбрус, белыми шапками виднеется вдали. Кавказский хребет не отстаёт, соперричая с макушками горы, снежными покровами. А это так холмы, да луга. Ветерок гуляет по полю, колышет ковыль. Тот стелется, искрится на солнышке, как водица в озерце, волны мерно перекатываются, поле живет.

Аромат луга мощно бьет в нос. Чабрец и душица спорят с запахом мяты и полевыми цветами. Дышишь, не надышешся. Мелкий кустарник выглядывает в изгибах да впадинах на холмах. По обочинам, листочки осины дрожат, отсвечивая белесой изнанкой.

Неподалеку от казачьей станицы, за макушками ветвей прячется балка. Веточки, тянутся к солнышку, переплетаются, сливаясь с разбросанными по сторонам пятнам кустарника, надежно укрыв от посторонних глаз расщелину. В самом низу падины, под деревьями притаился стан казаков самостийников. Только замолкающая трель птичек может выдать тайное место сбора заговорщиков.

Кличут место в народе "Сухою падиною". Дожди боятся её потревожить, талая вода по весне стекает мелкими ручейками, обходя ее стороной.

Каток репресий не пощадил, ни детей ни стариков. Расказачивание. Кровавый тридцатый год загнал казаков в банды к атаманам, в леса.

Всадник, замахнулся нагайкой, лошадь чуя норов хозяина, прижала уши и понеслась шибче. Впрочем, искорки на кончике сабли далеко видны. Над падиной пронеслось кукование кукушки.

В низу все замерли. Казаки бросились зажимать пасти лошадям, а то выдадут схрон, приветственным ржанием.

Путник пронесся, мимо нахлестывая коня плеткой. Когда пыль улеглась, кукушка закуковала вновь. Только опытный казак поймёт, опасность миновала.

В станице, в просторной хате Мирана мурлыкая песенку под нос, собирает узелок. Крынка молока, большой ломоть хлеба, полголовки домашнего сыра. Скудная крестьянская еда, но больше не возьмешь, свои же и сдадут пришлым большевикам. За окном выводит трели соловей, вторя переливам песни. Детвора, носится по двору, гоняя самодельный мяч. Пальцы пробежались по голове, собирая длинные чернявые волосы на затылке. Не послушные пряди выскальзывали, падая завитками на лицо. Ловкими движениями молодая женщина заплела толстую косу и повязала, поверх цветастый платок. Мира потянулась ручку сундука. Маленькое зеркальце, надежно спрятано под крышкой. Последний подарок мужа. Залюбовалась. Глаза в обрамлении густых ресниц, с ухмылкой смотрели из под гордо изогнутых густых бровей.

Хороша. Недаром, Флигон кругами ходил вокруг, глаз не спускал. Гордый казак, а краснел, как юнец при виде Мираны. Сколько лет минуло с их первой встречи.

Тогда Мирана шла по воду, и два полных ведра мерно покачивались на коромысле. Не расплескала ни капельки. Высокая, худощавая, завораживала тонким станом, высокой грудью и взглядом. Взгляд темно карих, широко распахнутых глаз, гипнотизировал. За спиной завистницы шептались, ведьма, приворожит любого. Флигон, завидный жених станицы, прикипел. Сколько девичьих слез замочили подушку. Сколько злых шепотков ночью пускали по ветру соперницы. Мирана только посмеивалась, от кого пришло, к тому и вернется, к ней не чего не прилипнет.

Свадьбу гуляли всей станицей. Богатая, веселая. Мать украдкой утирала слезу. Единственную дочь уже и не мечтала увидеть замужней. Двадцать пятую весну уже встретила. Жаль отец не увидел счастья дочери. Крик первенца раздался на «Петра и Павла», так и нарекли, Петей. Мальчишечка рос крепким, здоровым, всей статью в отца. Глазки только от матери, черные словно угольки, буравили, просачивались в душу и подчиняли. Всяк хотел угостить, побаловать мальчугана.

Время бежало неумолимо. Беда постучала в двери. По стране огромными шагами неслась, как скорый поезд коллективизация и разкулачивание. Тяжелые времена, загнали мужа к казакам— самостийникам. Редко теперь доводилось свидеться.

От предвкушение встречи с мужем за спиной словно выросли крылья. Оглядывалась, украдкой, привела сына матери и пробралась за станицу. Не спеша пошла в Сухую падину. Солнце близилось к закату, уже и петухи отпелись, куры устроились на насесте. А Мирана тайком крадется вдоль дороги. Сердце каждый раз останавливается в груди от малейшего шума или шороха.

Стук копыт послышался в ночи. Мира сошла с дороги и затаилась в кустах. Зачем, дуреха, надела белую рубаху. Всадники медленно плетутся по дороги. Мирана боялась вздохнуть, противная мушка кружит возле лица, норовит влететь в рот, глаза. Села на щеку и ползет к носу. Мирана жмурится, отмахивается от надоедливой мошки. Вторая влетела в нос. Мира громко чихнула и зажала рот рукою. Всадники вздрогнули, кони пренебрежительно фыркнули и встали. Красные спешились и пошли кругами в ее сторону. Мира припала к земле, и замерла. На плечо легла мужская рука, Мира набрала в грудь воздух готовясь визжать кусаться и отбиваться. Вторая рука прикрыла рот. Знакомый говор прошептал в ухо:

— Молчи.

Флигон прижал жену к земле, накинул полог. Сам пополз, шурша листочками и сухими веточками уводя в сторону не званных гостей. Мира лежит не дыша, слезы щиплют глаза. Руками зажала рот, всхлипы вернут преследователей назад. В полной тишине вдалеке раздался крик боли и отчаянья. Встрепенулась и каркнула разбуженная ворона. опять тишина. Ком в груди не давал вздохнуть, темные пятна поплыли перед глазами.

Чего тут лежать, может, кричал Флигонушка. Муж один сражается с двумя. Мира отняла руки от лица и несколько раз вдохнула свежий вечерний воздух. Страх притуплялся, туман в голове рассеивался. Нож сам прыгнул в руки из сапожка. Пальцы судорожно сжались, крепко обхватив рукоять. В ночи хрустнула веточка, совсем рядом скрипнула подошва, щелкнул и рассыпался камушек. Полог потянули. Мира взвизгнула и замахнулась ножом. Руку сдавило, родной голос шепнул:

— Тихо, тихо это я.

Пальцы разжались, нож звякнул оземь. Флигонт притянул жену и поцеловал висок. Тело вздрагивало от бесшумных всхлипов. Мира дала волю слезам, уткнувшись в плечо мужа. Мозолистая рука, привыкшая держать и саблю, и соху, нежно гладила голову жены.

Флигонт поставил Миру на ноги, подхватил полог и узелок с едой. Повел жену тайными тропками подальше от дороги, в овражек скрытый от людских глаз. Чиркнуло, полетели искры. Сухие травинки, веточки зашлись нерешительным огоньком. Дым стелится по земле, рассеивается, через пару шагов и не видно.

Разнежившись в объятьях