всему, чай тебе нести не нужно, раз уж ты уже по-другому согреваться решил, – произнёс я, глядя на это с отвращением.

– А? Какой чай? В смысле нет, – речь у Илюхи стала быстрой, а расширенные зрачки придали ему взгляд безумной кошки. – Я лучше пожру что-нибудь, – он рывком встал с дивана, покачнулся и пошёл на кухню. Там он начал искать еду по всем шкафам. Громко хлопали дверки, гремела посуда. Большая белая тарелка для салатов слетела с полки, разбившись на мелкие осколки. Происходящее мне не нравилось. Илья и раньше себе многое позволял, но это было уже слишком.

– Илюха, хорош! Хватит уже, – попытался я перекричать шум. Не уверен, услышал ли меня или нет, но Илья остановился и взял со стола нож. Затем мой сосед вернулся в комнату и снова плюхнулся на диван. В повисшей после биения посуды тишине я слышал, что он дышал глубоко и быстро, словно бойцовский пёс, ожидающий от своего хозяина любимую команду «фас». В пакетике у него ещё было немного порошка. Илья зачерпнул остатки вещества ножом и с жадностью их употребил. При этом он провёл тупой стороной ножа по лицу так, что красный след разделила его лицо напополам. Приговорив весь свой запас, Илья продолжил молча сидеть и рассматривать своё отражение на ноже. Его туловище качалось вперёд-назад с лёгкими рывками, а челюсть двигалась, словно он жевал что-то невидимое.

– Лёва, есть чем догнаться? – наконец спросил он.

– Нет, но, может, отдашь ножик? – попросил я, стараясь казаться максимально дружелюбным.

– Нож? Я отдам тебе нож! Да я отсосать тебе сейчас готов, лишь бы чего-нибудь намутить! Точно ничего нет? Сам посмотрю! – Илья воткнул нож в сидение дивана рядом с собой, а затем встал и попытался пойти, но сразу упал. По всему его телу начались судороги, как от ударов электрошокеров. Я согнулся, чтобы его поднять, но он оказался невыносимо тяжёлым. Когда мне удалось его немного приподнять, Илья попытался что-то сказать, но вместо этого у него получилось только обильно блевануть. Я отпрянул, стараясь сдержать собственную рвоту, а мой сосед с грохотом упал. А Илья продолжал блевать. «При передозе необходимо повернуть человека набок, чтобы он не захлебнулся,» – учили меня сериалы. Прикрывая нос рукавом, я чуть оттянул его из лужи рвоты, которая уже успела образоваться под ним, и стал держать его так, чтобы он мог дышать. Что делать дальше, я не знал, поэтому решил вызвать «Скорую помощь». Я подумал, что легче соврать врачам, что Илюха отравился, чем объяснять потом полиции, почему мой сожитель окочурился.

«Скорая» приехала через два часа. Фельдшер сказал, что Илье повезло – не с каждым торчком рядом оказывается тот, кто не даст ему захлебнуться, но в больнице Илье всё равно сделают анализы и, скорее всего, возьмут в оборот как наркомана. В этот момент меня не сильно волновало то, как сосед по комнате будет оправдывать обнаруженные в крови вещества. Он был жив, и этого мне было достаточно. Следом за фельдшером с каталкой я вышел на улицу.

– Вожусь с этой швалью, а ведь в это время я мог спасти жизнь нормальному человеку, – произнёс Фельдшер вместо прощания, когда белый как мел Илья был уже внутри «Скорой помощи», и захлопнул дверь машины. Я же дождался, пока «Скорая» скроется из виду, и вернулся назад в квартиру.

Глава 2.

С невероятным усилием я открыл глаза. Песня, которая стояла у меня на будильнике, была уже на третьем куплете. Это значило, что смартфон звенел и вибрировал около кровати уже несколько минут. Я пошарил рукой и, не глядя, выключил его. Смрад, стоявший в комнате, привел меня в чувства. Лужа из содержимого желудка Илии превратилась в покрытое коркой бурое пятно посередине комнаты.

Ненавижу просыпаться. Мне часто снится, что я убегаю от чудовищ, поэтому после пробуждения моё сердце ещё несколько минут дико бьётся. Возможно, в этом ещё виновата одна из моих привычек: только после глотка крепкого утреннего кофе я начинаю чувствовать себя живым. Кофеин, попадая в кровь, восстанавливает мой мозг, как поток гелия превращает сморщенный резиновый сгусток в радующий глаз летающий шарик. Сил варить кофе дома не было, и я решил пойти в ближайшую кофейню.

Погода на улице была холодной и бескомпромиссно серой. Смоляные тучи заволокли небо и моросил мелкий снег, который тут же таял на асфальте под ногами. Я шагал, жалея, что под тонкой драповой курткой у меня была только мятая футболка, и за десять минут пути я успел продрогнуть. Кофейней было небольшое здание с жёлтыми стенами и широкими окнами. Внутри с одной стороны расположился широкий прилавок с выпечкой, а на стене за ним большая таблица с меню. В зале было шесть столиков, покрытых зелёными скатертями. Посетителями были тихо разговаривающая молодая азиатская парочка и парень в тёмной рубашке, что-то активно печатающий в своём айфоне. Купив большую кружку американо и круассан, я разместился за свободным столиком.

– Лёва Лунин, ты, что ли? Привет! Почему не поздоровался? Не узнал, что ли? – обратился ко мне радостный мужской голос. Кофе ещё не успел «оживить» меня, поэтому я не заметил, как парень с айфоном в руке оказался передо мной. Он стоял, опираясь на трость, и улыбался. Вглядевшись в его лицо, я узнал Давида. Мы в детстве жили с ним по соседству. Я был с ним знаком, но особенной дружбы между нами раньше не было, потому что он был старше меня на пять лет и уехал, когда я ещё учился в школе. В юности я считал таких, как он, крутыми: Давид был в компании мальчиков, которые предпочитали курение на пустыре хождению на учёбу. Судьба таких людей обычно имеет два полярных финала: либо они становятся алкоголиками, преступниками или прочими маргиналами, либо они становятся чрезвычайно успешными. Дорогая чёрная рубашка с отдвижным воротником и вычищенные туфли-дерби из кожи говорили, что Давид принадлежит ко вторым.

– Прости, у меня теперь со зрением не очень, – ответил я. – Если вглядываться в лица всем прохожим, выглядишь слегка сумасшедшим, поэтому надеюсь, что знакомые поприветствуют меня первыми. Возможно, то, что я пройду мимо человека, игнорируя его, покажется ему грубым, но я просто его не видел.

– А очки почему не носишь? – спросил и присел ко мне за столик.

– Не все проблемы со зрением можно решить очками, глаз – сложная штука. Честно говоря, я удивлён, что ты вообще помнишь меня.

– Так многие заблуждаются. На самом деле, нас знают людей больше, чем мы думаем, а значим мы для них наоборот меньше, чем думаем. Этому и многому другому я научился, когда работал крупье, мне тогда только исполнилось девятнадцать. После ПТУ нужно было искать место в жизни. Стать сантехником я не хотел, да и, в общем-то, никаких навыков для этого у меня не было. Я знал, что