заразных: подвёл заложенный нос. Сначала предстояло вылечить эту, совсем неважную на фоне выявленного кошмара, болячку. Параллельно с замерами уровня глюкозы и инъекциями инсулина. Медсестра из эндокринологии пришла и всё объяснила (как пользоваться глюкометром и шприц-ручкой, что можно есть, а от чего лучше воздержаться), дала листочки с самой необходимой информацией, снабдила номерами телефонов – своим мобильным, сестринского поста и ординаторской. Соне предстояло звонить в профильное отделение после каждого замера и ждать указаний. Информации было много, слишком много для того, чтобы оставалось время на мысли. Федя глядел на неё во все глаза, в которых читалось: «Мама, всё ведь будет хорошо?» И у Сони не было другого выхода: она улыбнулась и нашла в себе силы сказать что-то типа «хорошо, что вовремя выявили».

Как оказалось, в приёмном покое все бегали не просто так, молниеносно произведя сбор анализов и их исследование. С таким высоким сахаром да вдобавок с ацетоном в крови и моче дети попадали обычно сразу в реанимацию. Соне с Федей действительно повезло – они пришли в больницу «своими ногами». Результаты анализа на гликированный гемоглобин показали, что у мальчика уровень глюкозы повышен уже не менее трёх месяцев. Потому Федя так и похудел: организму нужна энергия, а из-за прекратившего вырабатываться инсулина её пришлось брать из жировых запасов. Но при этом образуется ацетон и начинает отравлять организм. Услышав слово «кетоацидоз», а именно с этим состоянием её сына и госпитализировали, Соня сразу вспомнила про модную кето-диету. Там максимально ограничивался приём углеводов, чтобы человек худел. Ну да, правильно, Федя тоже вон как похудел! Только это ведь плохо, это ужасно… А люди идут на подобный вред для собственного организма сознательно.

Мир болезни, о которой вроде бы все знают, открывался перед Соней постепенно. Организовав какой-никакой быт в палате, где они с Федей пока лежали одни, она попыталась сосредоточиться на данной эндокринологом книге – не очень новой, потрёпанной, обильно подклеенной скотчем. Наверное, этот экземпляр был вдвое толще, чем новенький. Эти страницы, наполненные информацией и надеждой, читали раз за разом совершенно непохожие друг на друга матери, которых объединял лишь внезапно свалившийся на их детей недуг. И книга действительно приносила утешение.

С самого визита к эндокринологу в поликлинике Соню не отпускало чувство вины: чуть больше года назад Федю обследовали вот в этой же больнице по поводу лишнего веса и, как ей казалось, преждевременного наступления пубертата. Длинный список анализов, УЗИ, генетическое исследование – и вердикт врача: «Всё в норме, приходите через год». А Соня не смогла найти на это времени. Сначала был переезд в новую квартиру, старт нового учебного года – и для Феди, и для неё самой, потом начал раз за разом болеть Жорка, которого к тому же из-за задержки психо-речевого развития приходилось водить по врачам… Соня тонула в работе и в домашних делах, в изнеможении падая на подушку уже после полуночи и вставая около шести утра, муж постоянно был в командировках, так что она не могла перевести дух даже в выходные. И на этом фоне плановый визит к эндокринологу на другой конец города среди недели, когда и так некогда вздохнуть, казался чем-то лишним. Она ведь обращалась к этому врачу год назад по поводу Фединого лишнего веса, а теперь всё же вроде нормально – он худеет. Когда оказалось, что это совсем, абсолютно не плюс, Соня готова была биться головой об стену. Весь этот день был каким-то нереальным, хотелось проснуться: так ведь не может быть! У её Феди – неизлечимое заболевание. Да как такое возможно вообще?! А виновата в этом она, Соня. Надо было следить за питанием сына, надо было соблюдать данную год назад эндокринологом диету (а её хватило всего на месяц-полтора), надо было посетить врача в положенный срок… Всё – надо было. А она ничего не сделала.

Но на первых же страницах книги, прочитанных на скрипучей больничной койке, Соню ждало успокоение. Оказалось, что сахарный диабет первого типа, в отличие от второго, почти не зависит от погрешностей в питании. Это аутоимунное заболевание: организм атакует свои же бета-клетки, и поджелудочная железа не может больше производить инсулин, необходимый для усвоения получаемой из пищи глюкозы. Возникает оно у генетически предрасположенного человека, а запускает процесс вирус. Соне сразу вспомнилось, как они в августе всей семьёй переболели чем-то странным, очень похожим на кишечную форму ковида. Анализы тогда не сдавали. Возможно, это и была та самая точка невозврата. Что изменилось бы, если бы Соня привела Федю к эндокринологу на плановый осмотр в октябре? Сахарный диабет первого типа был бы выявлен раньше – вот и всё. Да, Федин организм не был бы сейчас так отравлен, но болезнь, даже выявленную на ранних этапах, всё равно нельзя было остановить. Нет, Соня не избавилась от чувства вины, этого постоянного своего спутника, но она хотя бы смогла нормально дышать. Грудь больше не сдавливал непомерный груз. Книга давала ей чёткое ощущение: с сахарным диабетом первого типа можно жить, и даже довольно комфортно. На смену многоразовым шприцам, которые надо было кипятить, и ампулам с инсулином пришли удобные ручки со встроенными картриджами, учёные придумали сенсоры, позволяющие измерять уровень глюкозы без взятия крови, и помпы, подающие необходимую дозу жизненно важного препарата прямо в организм без дополнительных уколов.

А самое главное – последние сто лет подарили людям с сахарным диабетом первого типа жизнь. До 1920 года страдающие этим заболеванием по всему миру умирали очень быстро, потому что инсулин ещё не был изобретён. Читая эти строки, Соня готова была перекреститься: как же им с Федей повезло! Можно было бесконечно пережёвывать свои страдания, а можно было найти плюсы даже в такой ситуации. И Соня их нашла. Это была её привычка, без которой, возможно, она сама не выжила бы после случая с Игорёшкой… Так, стоп! При мысли о ребёнке, которому было суждено прийти в этот мир мёртвым, Соня почувствовала, как сдавило её горло. Плакать было нельзя: ради Феди ей надо было быть сильной. И Соня волевым усилием вернулась к тому позитиву, который можно было найти в сложившейся ситуации. «Зато тебя никогда не возьмут в армию», – сказала она Феде. Слабое утешение, которое неизменно вызывало мысль, что лучше год отслужить, чем всю жизнь болеть, но хоть что-то. Соня, конечно, помнила, как её собственный отец гордился службой в армии, как презирал всех «откосивших», как сам Федя мечтал стать военным инженером и создать роботов, которые будут сражаться вместо людей.