– Тоже, – ответил он. – У меня тоже первый.

Потом он посмотрел на свою перепачканную куртку и добавил:

– Что ж. Надо же с чего-то начинать.

В следующий раз все прошло намного лучше. Не говоря уж о третьем, четвертом и пятом разе. Тогда Йонни заявил, что, по его мнению, мы трахаемся как порнозвезды.

Когда нам было шестнадцать лет, я сломала Йонни нос тыльной стороной кисти. Это произошло случайно, в том смысле, что я этого не хотела, рука просто машинально взмыла, и это не имело никакого отношения к боевым искусствам. Как бы то ни было, шум поднялся страшный, потому что мы тогда учились в гимназии, и все прознали о том, что произошло: и учителя, и медсестра, и родители Йонни, и мои тоже. Мама Йонни сказала:

– Я не хочу, чтобы ты продолжал встречаться с этой девочкой.

Мы стояли во дворе школы, и из носа у Йонни текла кровь. Его мама прибежала туда, как только обо всем узнала, и бросала на меня презрительно-надменные взгляды.

– Мама, Эллинор – не какая-нибудь маленькая девочка, – возразил тогда Йонни. – Она дама. Да еще какая дама.

Он улыбался мне, и челка падала ему на глаза.

– Да еще какая дама, – повторил он и улыбнулся еще шире, продемонстрировав свои куски сахара.

Меня охватило желание сказать ему, чтобы он лучше не скалился так, а вспомнил, как его возбудила кровь. Да ты больной придурок, Йонни, этого не скроешь. Я хотела сказать так, но, полагаю, из-за разбитого носа на меня нахлынули другие чувства, так что я подошла к нему и обняла. Для нас это был очень необычный жест. Мы всё делали вместе. Помогали друг другу осваивать удары и разные приемы, дрались и трахались, но никогда не обнимались. А теперь обнялись, и я почувствовала, как теплые капли его крови капают мне на шею.

– Теперь ты умеешь делать все, чему я хотел тебя научить, – сказал Йонни.

А еще он сказал, что, если я когда-нибудь снова использую то, чему он меня научил, против него, то он, не задумываясь, меня убьет.

– Если сумеешь, – ответила я.

– Не беси меня, – сказал он, и глаза его потемнели.

Вскоре секс для нас стал чем-то вроде рутины, хотя, возможно, нельзя говорить о рутине по отношению к тогдашним нам.

– Едем ко мне, – мог он коротко бросить в машине, просовывая руку мне между ног.

«К нему» означало в принадлежавший его отцу охотничий домик недалеко от деревни, где можно было остаться в покое. Это была небольшая изба с ярко-желтыми занавесками с белой оторочкой, которые, наверное, повесила Йоннина мать. В домике было две маленькие комнаты и гостиная с железной печью. Однажды мы зашли в одну из спален, и Йонни сказал:

– Раздевайся и ложись на кровать.

Пока я снимала с себя одежду, он пошел на кухню и сделал кофе. Потом вернулся с чашкой, подвинул к кровати стул и пил кофе, глядя на то, как я лежу на спине, раздвинув ноги. Мне казалось, он может заглянуть прямо внутрь меня, до самой глубины, если можно так выразиться, как будто через меня проходит темный канал, и если двигаться по этому каналу, выйдешь в каком-то совершенно другом месте.

– Тебе обязательно надо так пялиться? – спросила я.

– А ты подумай о звездах из порнухи. Для них не проблема показывать себя.

– А ты подумай о том, как я сломала тебе нос, – ответила я.

– Ты мне по зубам, – сказал он тогда и поднял чашку, словно произнося тост.

Так он и сидел, попивая свой кофе. Допив, он поставил чашку на полку и начал расстегивать брюки.

– Когда ты дашь мне в задницу? – простонал он однажды во время секса.

Тогда я сказала, что, будь я шофером грузовика, я бы никогда не припарковала свою машину в сточной канаве, если бы у меня был прекрасный удобный гараж прямо над ней. Йонни рассмеялся, но больше никогда не задавал этот вопрос.

Через несколько лет я поправилась. По-настоящему толстой я не стала, но и этого оказалось достаточно, чтобы Йонни перестал считать меня привлекательной. Мы встречались все реже, а потом он и вовсе перестал звонить. Однажды я собралась с духом и позвонила сама.

– Поедем как-нибудь постреляем? – предложила я. – Или подеремся?

Тогда он сказал, что у него появилась другая. Потом я видела их вместе в деревне. Она выглядела стройной и тренированной, и у нее были длинные темные волосы, собранные в конский хвост. Мне было интересно, какова она в постели и сидит ли Йонни у кровати, попивая кофе и пялясь на нее, и что она в таком случае об этом думает.

Я еще много лет ходила драться. Как другие люди, став старше, по вечерам играют в бридж, поют в хоре либо ходят на танцы несколько раз в неделю и находят в этом утешение, так сказать, находят, на что опереться в старости или хотя бы чем смягчить ее последствия, так и я отправлялась в подвал, где собирался народ. Драться было хорошо, и получалось это у меня все лучше, даже несмотря на возраст. Никаких похвал просто за то, что ты молодая и симпатичная, ничто не доставалось просто так, за все надо было бороться. Когда у меня потом появились друзья родом из других мест, я часто слышала от них, что они не понимают, как можно добровольно тратить на это свое время, когда можно провести его с хорошей книгой, в приятной компании, с бокалом вина.

– Мало что в жизни сравнится с боем, – отвечала я им.

Я понимала, как это звучит в их ушах, но до сих пор считаю, что это так. Я никогда не находилась в такой близости с кем-то, как в подвале в те годы. Все дело в концентрации и в том, как ты читаешь по чужим глазам. Секс работает по-другому. Есть люди, которые закрывают глаза и занимаются онанизмом всю жизнь, сами с собой или между ног у кого-нибудь другого, но в их мозгах ничего не происходит. Зато стоя перед противником, в какой-то момент ты вдруг можешь заглянуть другому человеку в самую глубину и в точности понять, кем он или она является. Кроме того, и это я тоже говорила своим друзьям, человека нельзя назвать старым, пока он в состоянии врезать ногой по голове кому-то, кто выше его самого.

Иногда я думала о Йонни, и тогда я думала о том, что он больной придурок. А потом я поняла, что важно не то, что ты не больной. Важно то, что ты не одинокий.

* * *

За все эти годы у меня было немало мужчин, вполне нормальных, во всяком случае, в сравнении с тем, что мне предстояло. Я никогда не жила вместе с кем-то. Я скорее была человеком, который просто живет, принимает жизнь как есть и не накручивает себя без надобности. Ни один мужчина не входил в мою жизнь всерьез, пока не случилась история с Калисто и рукописью. А началась она с того, что я завела аккаунт на сайте знакомств, где написала следующее: «Мне тридцать шесть лет, и я ищу нежного, но не слишком нежного, мужчину».

Графу «Интересы» я заполнять не стала, и любимых