сдерживая чувства, тихо сказал: «До завтра, дружище! Сегодня я хочу побыть с моей….». Слезы начали душить его, он не договорил и поспешно пошел к лифту.

Минут 50 этаж. В том же доме, в котором жил профессор, находилась его обсерватория. А также магазины, булочные, парикмахерские, прачечные, спортивные салоны. Все, все что было необходимо для полноценной жизни с точки зрения быта и отдыха человека. Со времен пандемий, опасности ядерной и бактериологической войн люди научились защищаться от других людей и организовывать автономный мир.

Профессор Догра нажал на минус одиннадцатый этаж и поднялся за продуктами. Да, он мог заказать доставку всего необходимого, как он и делал все дни в году, но только не сегодня. В этот день он хотел выбрать все продукты лично. Так как он делал это много-много лет назад. В его тележку бережно были уложены мясо парного ягненка, отборные баклажаны, свежая зелень, с которой скатывались капельки росы, помидоры, маринованные виноградные листья, ароматный чеснок, сливочное масло, свежий хрустящий снаружи, а внутри белоснежный и пушистый, как облако, хлеб. Столько лет прошло, а хлеб по-прежнему весил двести грамм и был таким же вкусным, как и тогда. В его другой жизни. Он упаковал все продукты в огромные крафтовые пакеты с надписью «Мы заботимся о нашей планете» и вызвал лифт.

Жил он на 10 этаже в большой квартире в Стамбуле. В квартире было шесть комнат для детей, одна спальня и один большой зал с диванами на тот случай, когда приходят много гостей. Но жил он один и эта квартира ни разу не слышала ни детского смеха, ни шумных разговоров гостей. По утрам только звук кофемашины, электрической бритвы и душа. До глубокой ночи, когда профессор возвращался в неё, квартира наслаждалась тишиной, прислушиваясь к крику чаек и шуму Босфора.

Сегодня был особенный день. На календаре 6 февраля 2053г. Профессор готовил ужин для его семьи: гювеч из ягненка и баклава с фисташками. Его сын не любил гювеч, предпочитая блюда европейской кухни: спагетти, сосиски….Но профессор не шел у него на поводу, даже в этот день. Он считал, что ничто не может сравниться с блюдами традиционной турецкой кухни, тем более, если ты потомок османов.

Профессор достаточно быстро управился с ужином, накрыл в гостиной стол и пошёл в гардеробную, чтобы переодеться. Принял освежающий душ. Побрызгался одеколоном, который ему все сложнее и сложнее удавалось найти в магазинах. Это был недорогой парфюм, который тридцать лет назад продавался в ближайшем супермаркете. Его жена очень любила, как он пахнет. И сейчас он делал это для нее. В свои 58 лет профессор по прежнему был в прекрасной физической форме. Несмотря на шрамы, оставленные прошлым, тело было подвижным и достаточно сильным. Профессор уложил гелем волосы, почти черные с проседью. Он посмотрел в зеркало. Встретившись со своими карими глазами, он долго простоял молча, вглядываясь пристально в какую-то бездну. Оторваться его заставил таймер на духовке. Он поспешно накинул белоснежную рубашку, как обычно, не застёгивая последние пуговицы, закатал рукава до самого локтя.

Он накрыл на стол, разложил по тарелкам гювеч, но так и не притронулся к нему. Несмотря на сногсшибательный аромат мяса и баклажан есть ему не хотелось. Он пошел в комнату младшей дочери, чтобы позвать ее к ужину. Бело-розовая комната, которую профессор воссоздал по памяти. Он сел на аккуратно заправленную кровать и заплакал. Сдержанно. По-мужски. Он с годами прожил все оттенки слова «никогда». Никогда он не погладит ее задорных непослушных кудряшек, никогда не услышит, как она звонко смеется. Никогда не увидит, как она сладко засыпает, посапывая, как испарина проступает на ее ресницах. Никогда не обнять, никогда, никогда, никогда….Ни ее, ни жену, ни других детей. Зачем Бог придумал это слово, в котором столько может быть боли, безысходности, столько человеческого страдания. «Никогда». Он устало уснул в комнате своей младшей дочери. Догра погружался в один и тот же кошмар уже много лет. И сегодня ему приснился тот же сон. Он видел его достаточно четко.

«Ему не спалось. Не то чтобы он не устал, отработав весь день на стройке, а просто не спалось по непонятным причинам. Какие-то жужжащие мысли о работе наслаивались одна на другую. Мысли о предстоящих родах жены, об успехах сына в школе, о вопросе дочери, на который он отмахнулся и даже не понял, что она спросила, заканчивая игру на телефоне, о погоде какой-то странной.. Эта мешанина мыслей не давала уснуть. Он то проваливался в поверхностный сон, то снова бодрствовал. Жена проснулась в очередное его вошканье по кровати и пожаловалась, что у нее кружится голова. Понятное дело. Беременность ее проходила не просто. Несмотря на ее молодой возраст и отменное здоровье вынашивать двойню: пятого и шестого ребенка и быть на сносях все же не просто. Она начала медленно сползать с кровати:

– Ты куда? – спросил он, пытаясь устроиться удобнее.

– В горле пересохло. Пить хочу.

Она встала с кровати и пошатнувшись ухватилась за комод. Наверху у соседей что-то грохнулось на пол:

– Бля…, чего им-то не спится? – пробубнил он раздраженно.

Жена снова пошатнулась и ухватилась за косяк двери.

Он почувствовал какую-то тревогу внутри. Зазвенела люстра. Упала большая ваза с цветами на пол и разбилась.

«Аллахым, – заорал он, – депрем. (Господи Боже, землетрясение)»

Он соскочил с кровати и начал врываться в комнаты детей, не церемонясь.

«Осман! Эмиркан! Мухаммед! Айше! Чёджуклаааарым, депрем, калк, калк! Аллахым!!!! Аллахым!!!! (дети мои, землетрясение, вставайте, вставайте. Господи Боже мой, Господи) – орал он почти звериным рыком, но ему казалось, что он не может выдавить из себя ни звука.

Он почти выбил дверь в спальню Айше – бело-розовую комнатку. В это время проводка заискрила и массивный кусок бетона, откололся от перекрытия и раздробил голову его младшей дочери. Девочке было 2 года. Он импульсивно бросился на помощь, но сделав шаг, увидел как будто в замедленной съемке, что второй кусок начал выламываться из стены, направляясь в его сторону. Какой-то здравый смысл сковал его движения и оставил в дверном проеме. Он хотел двинуться на помощь своей жене, у которой от стресса начались преждевременные роды. Она ползла по коридору на четвереньках к нему, протягивая руки и не в силах встать. Ее лицо освещалось вспышками от замыкания проводки. Он видел и чувствовал этот животный страх перед смертью. В прошлом, будучи солдатом, он видел смерть в лицо. Но одно дело, когда война и ты знаешь врага, а другое дело, когда это что-то необъяснимо мощное и непредсказуемое настроено против тебя. Большой кусок бетона вывалился из перекрытия и отрезал ему все пути.