весьма, действительно, распространенного культурного поведения, которые иногда и не совсем точно называется хамством.

Ведь о чем говорит даже беглый взгляд на любую Вашу фотографию, тем более на телевизионную картинку, когда во время интервью Вы весьма характерным образом артикулируете фразы, жестикулируете, а руки при этом сами по себе говорят о стеснительности и неуверенности, казалось бы, подавленных сознанием, но все равно сохранившихся в жестах? Что, помимо прочего, Вы - не тот, кого в массовой культуре презрительно именуют очкариком. Ибо очкарик - это не просто человек с плохим зрением, а человек как бы с плохим зрением и знанием той жизни, которая считается истинной. Очкарик - человек, совершивший выбор и ушедший из стада навсегда. Он как бы отрезанный ломоть. Более того, в его лице отчетливо читается, что он, скорее всего, уже не первый, кто получил высшее образование в семье. Однако, получая это образование, можно было не терять связь с источниками жизни, а можно было специально изнурять себя многочасовым и ежедневным чтением, что всегда отражается на лице особыми гримасообразующими морщинами. А от этого теряется важный и неизгладимый образ целомудренности, по которому многие в мире культуры, так и не ставшей городской, легко узнают друг друга.

Я это, конечно, не к тому, что человек с высшим образованием лучше, чем человек со средним. Хотя сказать, что к нравственному облику культурный кругозор вообще не имеет отношения, будет тоже преувеличением. Зная, да еще более-менее подробно, как одна культура вытекает и заимствует от другой, как языки представляют собой сообщающиеся сосуды, и разговорная речь, выполняя роль естественного фильтра, играет и кокетничает с одними словами, но оставляет для потомков другие - труднее быть жестоковыйным националистом и беспримесным государственником. Правда, как известно, многознание уму не научает, а природа может оказаться сильнее любого столичного университета, да и мудрость чаще всего выбирает достаточно простодушные души в качестве места поселения. Поэтому должен согласиться, что кажущийся приоритет получивших высшее образование, да еще советского образца, над неимеющими его, должен выглядеть сомнительным. Но ведь речь и не идет о рейтинге или иерархии достоинств - скорее, напротив - о необходимом их отсутствии, как источнике привлекательности для тех, кому мир представляется слишком сложным, враждебным и несправедливым одновременно. Причем, одна из причин этой несправедливости - та самая, город, в сфере основных проявлений которого и университетская ученость, делающая даже японца похожим на тамбовца, если он и его предки в течение нескольких поколений читали, думали, зарабатывали на жизнь не ручным трудом, а мозговыми играми, отразившимися на лице практически одинаковой печатью непрекращающегося процесса размышления, очень часто - испорченным зрением и, следовательно, очками с толстыми стеклами. А также лысиной, которую в той же массовой культуре иронически зовут умной.

Вы, благодаря ряду сопутствующих обстоятельств, оказались свободным от этих недостатков: Вы - не плешивы и не носите очки. И даже те, кому приведенный мною ход рассуждений покажется надуманным и туманным, в состоянии убедиться в этом, просто взглянув на вас, а затем ощутить облегчение и сказать: свой! Может быть: наш! Или ничего не сказать, но все равно испытать доверие к человеку, в ком не ощущается гордости превосходства; кто буквально только что входил в наш дом в виде сына соседки по дачному участку или племянника белокурой переселенки из Абхазии, убирающей в продуктовом магазине перед его закрытием. Ибо в нем решительно нет ничего исключительного, нет примет особенного знания, которые появляются в результате длительного напряжения ума и воздержания от многих естественных проявлений жизни; зато в Вашем лице отчетливо читается, что его обладатель неглуп, сметлив, скромен и прям. Правда, немного прячет взгляд, но все знают, что Вы из органов, а то, что там могут сделать даже с вполне порядочным человеком, просто уму непостижимо. Без шуток, лицо человека без каких-либо следов разрушительных страстей, маргинальных садистических стремлений или маниакальной жестокости. Короче, как я да ты, да мы с тобой.

Более того, благодаря ряду случайностей и нашей с Вами близости, о чем Вы, скорее всего, не подозреваете, я могу увеличить список Ваших достоинств, приплюсовав к нему еще одно. Причем, сделаю это, проанализировав Вашу сакраментальную фразу про мочить в сортире, которая, действительно, кем только и по какому только поводу не цитировалась. Кстати, практически всегда с отрицательными коннотациями, и чаще всего как символический знак хамам, дабы они узнали своего. В то время как я, фактически сразу расшифровал это сообщение принципиально иначе, пытаясь понять, почему в конце относительно длинного и нудного официального разъяснения по поводу вещей, вызывающих у Вас эмоциональный и непосредственный отклик, Вы для многих неожиданно - но не для меня, и, скажем, не для представителей нашего с Вами поколения - перешли на просторечие, обогащенное использованием фени и интонированное брезгливым раздражением. Мне кажется, большинство посчитало, что Вы были просто рассержены на боевиков. Что, конечно, возможно, но дело не в этом, или не только в этом.

В нашем поколении, не знаю, как его определить - второе послевоенное поколение, или поколение, юность которого совпала с 1968-годом, а может быть, поколение, учившееся в школе, пока Битлс были еще вместе, но так или иначе одно стало общим - отвращение к пафосу и высокопарной серьезности, а также обязательное присутствие иронии, как необходимое дополнение к любому утверждению: будь это объяснение в любви или в ненависти. Именно из этой традиции я вывожу краеугольные слова мочить в сортире, так как сначала Вам пришлось прибегнуть к довольно плавным и формальным периодам в рамках вполне понятного лексического официоза, который своей унылой осторожностью так сильно надоел, вызывая отвращение говорящего к самому себе, что это самое мочить стало попыткой уравновесить и как бы заземлить все предыдущее.

А отвращение к пафосу, не сомневаюсь, существенное достоинство, ибо оно очень похоже на отвращение к вранью, или близко к нему, что, конечно, не блокирует вранье как таковое, но делает его, по меньшей мере, неприятным, нежелательным и даже сложным в психологическом и культурном плане.

Я хотел обо всем этом написать, когда первый раз задумался о самом жанре письма к президенту, еще во время давней истории с Бабицким, которого знал, наверное, чуть больше. И тогда все примеривался к тому, как начать, представлял