не нюхала! — Сообщила им обоим, вешая шубу в шкаф. — А встречу с продавцом мы запланировали на послезавтра.

Маня облегченно вздохнула и взглянула на поводок. Выходить на мороз ей не хотелось, но до унитаза собачьи ножки не дотягивались, хотя по молодости лет, глядя на хозяев, она пыталась его освоить.

— Тебя не заманишь на бабушкин огород, но ты вдруг решила заиметь свой? — Зевнул сын.

— Дом! Деревня! Лес, речка… — Я надела теплую куртку, сапоги «прощай, молодость» и взяла в руки поводок. — Свобода!

— Ага… Комары, слепни, клещи. — Сын повернулся на другой бок. — Придешь с гулянья, расскажешь.

Когда мы вернулись, он крепко спал, а в моей голове уже выстукивал морзянку дятел сомнений. «Далеко!» — шептал рассудок. — «Ты не сможешь мотаться туда каждый выходной».

— Летом мы с начальницей работаем неделя через неделю, подменяя друг друга! — Предъявила я ему веский довод. — И ей хорошо, и мне неплохо: вроде под ее график подстраиваюсь.

«А как же шефская прополка огуречных грядок на маминой даче? Неужели не побоишься родительского гнева?»

— Огурцы я не люблю. Если меня их лишат, точно не расстроюсь. — Вывернулась я из рассуждений на слишком щекотливую тему. — Тем более, появится законный повод лишний раз не встречаться… И с огурцами, и с родителями. Поэтому мои нервы, как и мамочкины, будут спокойны. К тому же, пока ничего не решено. Я всего лишь хочу посмотреть на то, что отдается почти даром! Опять же, путешествие, прогулка… Когда еще получится без пробок и проблем за один день проехать пятьсот километров?

Разум, осознав, что спорить с упертой хозяйкой бесполезно, дал команду включить телевизор и замолчал, отказываясь разговаривать. В общем, правильно сделал, поскольку концерт Муслима Магомаева был невероятно хорош. Как и пироги с малиновым джемом, который я купила в ближайшем к дому Магните. А вот если бы у меня был участок… Малины было бы — хоть отбавляй!

***

Выходные дни, освещенные низким солнышком и посеребренные морозным снежком, продолжались, позволяя утром лениться и не вскакивать затемно, нащупывая одной рукой зубную щетку, а другой — тушь для ресниц. Это было здорово: сын дрых до двенадцати, а Маня просилась на улицу в десять. Но я, помня о своем желании посмотреть дом, твердо решила выехать пораньше.

— Я поеду с тобой. — Заявил вечером перед отъездом сын. — Если ты заблудишься, буду переживать рядом.

— Не думаю, что до ночи ты вспомнишь о моем существовании. — Заметила я. — И только отсутствие еды пробудит в тебе чувство тревоги.

— Скорее, голода. — Резонно ответил ребенок, складывая в сумку болты, отвертку, пассатижи, плед, собачий сухой корм и миску. — Хотя… Если Маньке нравятся эти сухарики… — Он попробовал коричневый шарик и сморщился. — Я тоже не умру. Но буду волноваться.

Маня волновалась уже сейчас: и почему это сын хозяйки, можно сказать, родной брат, ест ее еду? То, что она постоянно выхватывала у него куски, было не в счет, поскольку пища, которую готовила мама, с ее точки зрения, считалась общей. Но вот эти шарики были только ее! Тяжелая лапа с черными когтями легла на руку мальчишки и сжала пальцы, прочертив на коже красные дорожки.

— Вот, значит, как? — Поднял брови сын. — Каждый день, недоедая, я делюсь с тобой котлетами, а ты, морда бессердечная, неугрызаемые сухарики жмешь?

Манька опустила глаза, впрочем, сохраняя в них упрямое выражение. Рассмеявшись, я подхватила собранную сумку.

— Отнесу в машину. Завтра возьмем в термосе кофе и гору бутербродов. Пока я хожу… может, ляжешь спать? Подъем — в шесть.

— Ага. — Зевнул сынуля. — Немного поиграю… Ванька «гонками» поделился. А в машине ночью все равно ничего не видно. Там досплю.

Согласно кивнув, я отправилась в морозный, расцвеченный огнями петард, вечер. Все мои мысли были о предстоящем пути. Ребенок, полагаясь на мамино водительское мастерство, невозмутимо сел за игру. Совершенно не переживая, он рассчитывал на мое знание дорог, по которым я ездила только в воображении.

***

И вот наступило раннее утро… Вернее сказать, на улице царила глубокая ночь, подсвеченная оранжевыми фонарями и отражением их лучей в мягком пушистом снегу. Приготовив горячий завтрак, я растолкала Сережку, а сама, загрузив сумку, пошла греть машину. М-да… А морозец-то знатный. И какого беса мне не лежится дома под одеялом? Каюсь, пальцы малодушно нащупали в кармане куртки телефон… И только окна моей квартиры, единственные во всем микрорайоне сиявшие ярким светом и говорившие о том, что ребенок встал, подавили вопль сознания о глупых авантюрах неугомонных женщин, бросающихся то на мужиков, то в приключения. Конечно, оно, сознание, хотело, как лучше и оперировало очевидными фактами: мороз, снежная пороша и почти пятьсот верст дороги. Но эго лишь фыркнуло: если безумные романы — точно не про нас, то второе — наше всё! И нетронутый телефон остался в кармане.

В прогретую машину Маня и сын полезли одновременно, пытаясь отвоевать друг у друга заднее сидение с пледом и подушками. Но победила, как всегда, собака. Водрузив свою заднюю часть Сереге на колени, она придавила его плечи к спинке дивана. А пристроив морду парню на шею, она довольно вздохнула и поерзала, располагаясь удобней. Однако полузадушенный голос сына воззвал о помощи, и мне пришлось, выстужая машину, поспешить к нему на выручку. Выбравшись из-под Мани, он сел вперед, впрочем, вытащив из-под нее плед, которым накрылся с довольной улыбкой. Маня свободно развалилась сзади и, немного подумав, высунула от волнения язык. Кажется, ее сознание вполне было согласно с моим.

— Ну что, в путь? — С улыбкой спросила я своих пассажиров.

Ребенок кивнул и закрыл глаза. Собака, похоже, тоже, поскольку одна из лап просунулась между передними сидениями, а хвост, насколько мне было видно в зеркало заднего вида, откинулся на подушку.

— Молчание — знак согласия. — Подытожила я и включила первую передачу. Машина, оставляя в белой пороше след, тихо выехала со двора.

***

Несмотря на прикрывший выбоины в асфальте свежий снег, я ни разу не пожалела о том, что отважилась на поездку. Разве когда-нибудь еще доведется проехать по шоссе, свободном от машин? Ну, пара грузовиков не в счет. Включив без зазрения совести дальний свет, мы, не торопясь, преодолевали подъемы и спуски, перекрестки и повороты. Светофоры помаргивали нам озадаченно-желтым, а выхваченные светом фар елки качали заснеженными лапами, желая доброго пути. В деревеньках, попадавшихся навстречу, как правило, горел всего один фонарь над автобусной остановкой, вызывая чувство заброшенности и ненужности как земли, так и людей, до сих пор тут