Примерно минут через двадцать сотовый начинает вибрировать. Раф нащупывает его рукой, разлепляет веки. Номер неизвестный. Первая мысль — вышвырнуть в окно и продолжить наконец спа-ать!

Следующая догадка иглами ужаса втыкается в затылок: вдруг что-то случилось? Тревога берет свое, Раф мажет пальцем по экрану и прижимает телефон к уху:

— Да?

— Александр Дмитриевич Равский? — резко произносит смутно знакомый женский голос.

— Верно.

— Это Алла Теодоровна Андреева, я хочу поговорить с вами о своей девочке.

Андреева? Раф подтягивается на подушке. Единственная эмоция — голое неконструктивное раздражение. От усталости.

— Какой еще девочке?

— Иве Ершовой. Четыре месяца назад вы прислали ей цветы на сто тысяч. После чего у нас состоялся, полагаю, не самый приятный в вашей жизни разговор.

Раф садится ровнее и усмехается:

— Вы мне угрожали.

— Так уж и угрожала. Ерунда какая! Мы можем встретиться? Часа через два у меня будет немного времени.

Раф собирается отказаться, но Андреева добавляет:

— По поводу Ивы.

В ее голосе звучат требовательные, хищные нотки. Или же Рафу спросонья так кажется? Хочется снова уткнуться в подушку и продолжить спать. Он так и делает секунды на три. За это время успевает увидеть сон, в котором девушка с длинными темными волосами весело смеется. И смотрит на него.

Раф открывает глаза и понимает, что до сих пор сжимает мобильный.

— Алекс? Напомните, чтобы я не тратила время. Вы все еще богаты и успешны?

— Да.

Он думает о горячем ужине, режиме «все включено» в койке и девушке. Красивой и гибкой. Стройной. С невероятными глазами.

— Тогда записывайте адрес.

— Диктуйте, я запомню.

Глава 1

Всё вымышлено, любые совпадения случайны

Ива

Я замираю с костылем, затем оборачиваюсь и запихиваю его обратно в машину.

— Ива, что ты делаешь? — Мама подходит ближе и грозно хмурится.

— Мне лучше. Правда. Да и тут два шага, ничего страшного, сама дойду.

— Доктор кому сказал беречь, не нагружать? — Мама невозмутимо достает костыль и вручает мне.

— Я и так почти не напрягаюсь. Пожалуйста, не настаивай, я справлюсь.

Мысль появиться перед сборной в столь никчемном виде буквально убивает! Я проверяла: могу продержаться на ногах час. Мне нужен этот час. Жизненно необходим, как кислород. Но мама и слышать не хочет. Разводит руками и повышает голос:

— Ты стесняешься, что ли?

— Нет, просто не хочу никого расстраивать. Я какая-то... жалкая. А я никогда не была жалкой, мам. Пожалуйста.

— Я сейчас же звоню Льву Захаровичу.

Она достает телефон, набирает номер хирурга и начинает жаловаться. Глаза жжет, я сжимаю зубы, выхватываю костыль и, опираясь на него, шустро ковыляю в сторону общежития. Операция длилась дольше пяти часов — я не могу подвести врача и испортить результат его работы. И так уже всё, что могла, испортила, неудачница.

Глупая травма! Я почти восстановилась и должна была ехать сегодня на соревнования. Качаю головой, запрещая себе думать об этом. Не время.

Захожу в корпус и тут же слышу крики:

— Ива! Там наша Ива!

Кожу покалывает от удовольствия. Родные голоса близких людей. А еще я обожаю запах нашего общежития — жадно вдыхаю его, насыщаясь. Если честно, то дома уснуть не получается. У мамы... словно в гостях.

Девчонки спешат навстречу, и мы обнимаемся. Особенно долго — с Таней и Леной, моими самыми близкими подругами. Да, формально, на соревнованиях, мы соперницы, в последние годы делили первые места и даже ссорились из-за внимания тренера. Но все остальное время — неизменно поддерживали друг друга, как никто в мире.

— Как ты? — спрашивает Лена, когда мы отходим чуть в сторону и остаемся втроем. Смотрит в глаза.

Я с трудом выдерживаю взгляд.

— Нормально. Буду болеть за вас изо всех сил. Первые два места точно наши.

— Могло бы быть три, — говорит Таня. — Вы с Леной делите первые два, потом я. Как всегда.

— Ставят Лизу, но она не сможет. Должна была ехать ты, Ива, — с жаром заявляет Лена. Упрямо, быстро. Словно ее слова что-то могут изменить.

— Да ничего, это не важно. Все мысли о том, как вы выступите. И зря вы про Лизу, я в нее очень верю.

— Жаль, что ты не сможешь поехать хотя бы поболеть!

Улыбаюсь шире. Тренер сказала, что не стоит.

Меньше всего на свете я хочу, чтобы девочки ехали с чувством вины или испытывали ко мне жалость. Зря взяла в поездку маму! Она должна была помочь, а не вести себя так, словно мне пять!

Отставляю злополучный костыль подальше и опираюсь на подоконник.

— Мне значительно лучше. Правда. Скоро восстановлюсь.

— Впервые без тебя. Если честно, я не представляю как... Меня даже тошнило с утра.

Мой рок — излишняя эмоциональность — прорывается даже через обезболивающие. С самого детства я могла заплакать на ровном месте от радости или печали. Сейчас сам бог велел. Слезы катятся по щекам, хотя я продолжаю улыбаться. Забавно, что могу, плача, продолжать делать необходимое. Тренера давно привыкли.

— А ну-ка перестаньте! — встряхиваю подруг. — Вы самые лучшие! Самые-самые! Сильные, смелые, талантливые. Мои девочки! Вы поедете и привезете медали. Кто-то же должен мне их показать, в конце концов!

— Ох, Ива!

Мы обнимаемся втроем крепко-крепко. Потом я провожаю девочек до микроавтобуса. Обнимаюсь с тренерским составом, улыбаюсь.

Меня зовут Иванна Ершова, мне двадцать один год. С шестнадцати лет я в сборной страны и в этом году должна была выступать на Олимпийских играх. Сейчас это под вопросом. Игры через несколько недель, а у меня нога в гипсе.

Четыре месяца назад в моей жизни начался кромешный ад. Травма, и как ее следствие — сорванное выступление. Полный шок и провальное интервью. Мне вкололи что-то очень сильное, разум словно помутился, я не поняла журналистов и сказала не то, что следовало. После чего спонсоры прекратили со мной сотрудничество. Разом. Без объяснения причин и шанса оправдаться. Просто вычеркнули из жизни.

То злополучное интервью и фотографии