Ты не понял? – она резко склонила голову набок – Мы за вами следим как за стадом овец и отбираем лучших. Ты же спасатель, а в этом году поделился почкой с чужим человеком.

Илга оторвала взгляд от Вадима и подняла мешок над ним. Слабеющий Вадим в свете луны увидел, что мешок шелковый, покрыт какими-то знаками и из него торчат острые иглы, с которых на него что-то капнуло.

– Ты понял? В тебе иглы, я – игла, я в тебе. Видишь сколько детских душ я собрала? – она потрясла мешком над ним, – но их лимит исчерпан. А без чистых душ взрослых Солнце не завершит свой годовой цикл и Древние не продлят ваш мир на еще один Ваш год.

Она села на корточки. Её серебряный голос лился музыкой в кровоточащие раздираемые иглами уши Вадима.

– Ты первый, мне нужно еще две. Если тебя это утешит, я не совсем жестока, и дети умирали без мучений. Они просто уснули. А вы, людишки, не обладающие девственной плотью, но с доброй душой, должны принять удар. Вини только себя. Вы, добряки, всегда проигрываете.

Она громко хмыкнула.

Вадим сходил с ума от боли и желания слушать её вечно. Он орал: в сердце будто воткнули нож с тысячью острых концов на каждой зазубрине лезвия и крутили в разные стороны, усиливая нажим. Он чувствовал, как кровь из его сердца брызжет на лицо Илги, а эта тварь вбирает её в себя без остатка.

Капля собственной крови вдруг попала Вадиму в рот, и он с наслаждением её проглотил. Он так любил сейчас каждый свой атом в этой капле крови: она принадлежала только ему! Утопая в пучине боли, он услышал последние слова Иголки:

– Прости, человек, таков древний обычай.

Спустя полчаса после смерти Вадима худая фигура с красным шелковым мешком остановилась во дворе дома Ивановны в Преображенке. Она услышала предновогоднюю речь президента, радостный шёпот Ивановны и ее внучатой племянницы Инны. Усмехнувшись, Илга постучала в дверь.

Мария Бэгшоу, "Туманный шелк"

– Запах полыни, оберегай. Полог сумрака, прикрывай. Крик ворона, выручай. Тело мое, веди меня безопасным путем… – зажмурившись, Дженни еще раз быстрым шепотом произнесла заклинание.

Ей все казалось, что в самый ответственный момент что-нибудь обязательно забудется. Но строчки прочно засели в голове и лихо вылетали сами собой, как цветные лоскутки из шляпы фокусника. Промашки быть не должно…

Дженни медленно и шумно выдохнула, стараясь утихомирить бьющееся о ребра сердце, и откинулась на корявый ствол березы, как на спинку кресла. Тело старого дерева было все искорежено уродливыми выступами, и само изогнулось, словно в приступе радикулита, но худенькая девичья спина срасталась с ним клетка к клетке. Дженни давно облюбовала себе местечко среди массивных корней в тени кроны и остатка каменной стены, служившей когда-то оградой для чьих-то пастбищ. Бывало, она прижималась к мшистому стволу и ей казалось, что это Бабка Бэтт обнимает ее своими теплыми руками, подставляя сухое, но все еще сильное плечо для девичьей грусти…

Старая ведьма не дожила до Посвящения три года. А сколько бы она могла рассказать своей внучке, сколькому научить. Приходится вот теперь самой…

Дженни покрепче сжала в ладони облезлое веретено, которое все это время держала у груди, как распятие. Заклинание она вычитала в бабкиной книге целых два года назад, тогда же созрел и весь план. Но детали его тогда не были до конца понятны, да и вообще он казался таким рискованным, что Дженни решилась попробовать только сейчас, в канун своего совершеннолетия. Теперь, как ей казалось, у неё было уже достаточно силы, но при этом она ещё не была Посвящённой, то есть не могла считаться ведьмой. Это означало, что шанс заполучить туманный шелк и вернуться живой у нее был достаточно высок.

Она принюхалась. Воздух был по вечернему свеж, но что-то в этой свежести настораживало, что-то было не так. Ее словно бы вычистили от всех привычных и живых запахов – стоялых вод, прелых трав и грибов, опавшей листвы и спелых ягод. Вычистили, как ДНК памяти, чтобы не было ничего лишнего. Стерли, замазали, выбелили.

И Дженни знала, так прокладывает себе дорогу Туман. Не тот привычный, вечерний или утренний, который можно объяснить простыми знаниями физики. Другой. Тот, которого боятся даже духи леса и оборотни, потому что он стирает и забирает с собой все, что может стереть и забрать.

Сумеречный Туман обычно спускался на осеннее Особое Новолуние. И Дженни собиралась отправиться в него сегодня, чтобы получить один из сильнейших ведьминских артефактов. И она знала как. По крайней мере, ей казалось, что она знает.

Справа от березы послышалось хлопанье крыльев. Дженни резко вскочила на ноги и обернулась.

– Все-таки решилась? – голос донесся с другой стороны, заставив ее вздрогнуть во второй раз.

В метре от нее, небрежно облокотившись на каменную изгородь, стоял высокий и худощавый молодой человек. Длинная густая челка смоляного цвета закрывала почти все его лицо, но даже сквозь нее было видно, как удивительно его глаза каждую секунду меняют цвет от оливкового до небесно-голубого и изумрудно-зеленого. Тонкие губы расплывались в неприятно испытывающей улыбке.

– Гарольд? Ты что здесь делаешь?

– Дурацкая это затея, – лениво проговорил Гарольд куда-то в сторону, игнорируя вопрос.

– Я твоего мнения не спрашивала, – Дженни нервно одернула складки пальто и на всякий случай незаметно спрятала веретено в карман. Гарольд всегда бесил ее тем, что совал свой острый нос в чужие дела, но еще больше ведьму раздражало, что в их кругу все считали его мудрым и опытным, хотя старше он был не намного.  Большинство ровесников прислушивалось к его советам и замечаниям, но Дженни точно не была и никогда хотела быть в их числе. Бабка Анисья всегда говорила, что ей уготована судьба Великой Ведьмы, оставалось только подтвердить свою силу. И наставники типа Гарольда для нее точно были мелковаты.

– Слушай… – Гарольд вдруг перестал едко улыбаться и блуждать взглядом по изгибам березы. Он пристально посмотрел на  Дженни и в этот момент его глаза потемнели, но не дочерна, а замерцали теплым медовым цветом. Такой оттенок Дженни видела редко, если вообще когда-нибудь видела. Да и голос приятеля вдруг сделался непривычно мягким и даже просящим что ли: – Когда ты впервые сказала мне, что собираешься войти в Туман, я думал, ты просто храбришься. Не стал говорить старшим, чтобы