сию ночь у отца на могиле приснилось?» Дурак ему сказал то же, что и большому брату.

На третью ночь пришла очередь Иванушке-дурачку идти к отцу на могилу, он, дождавши обыкновенного часа, пошел туда, взяв с собою хлеба, и, пришедши на кладбище, лег на отцову могилу.

В самую полночь опять камень с могилы свалился и могила раскрылась, а оттуда вышел старик, его отец, и спросил: «Который сын сию ночь ко мне пришел?» Иванушка-Дурачок ему отвечал: «Я, батюшка, дурак, меньшой твой сын к тебе пришел». Тогда старик крикнул своим громким голосом: «Гей, Сивка-бурка, вешняя ковурка, стань передо мной, как лист перед травой». Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом, а из ноздрей пламя пышет. Старик влез коню в ушко, напился, наелся и нарядился, а из другого ушка вылез, стал такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать, и сказал своему сыну, Иванушке-дурачку: «Сын мой любезный, возьми себе вместо последнего моего благословения этого коня и владей им так, как я владел, он тебе пригодится». Потом старик влез опять коню в ушко, разрядился и в другое вылез, стал опять по-прежнему и отпустил доброго того коня в чистое поле, в зеленые луга гулять, и когда петухи пропели, старик упал в могилу, а Иванушка-дурачок, наложив на неё камень, пошел домой и лег спать.

Царь той области, именем Гестон, имел у себя дочь, прекрасную Бастру, которую вздумал сочетать браком с достойным её женихом, чего ради начал клич кликать, кто его дочь, прекрасную царевну Бастру, поцелует сидящую в окне и поменяется с нею перстнем (покои же высотою до окна двенадцать венцов), за того обещает дочь свою в супружество отдать, и положен был срок на три месяца. Когда услышали про то в иных землях царевичи и королевичи и все знатные князья и бояры, то съезжалися на срок ко двору царя Гестона. Когда же наступил день, чтоб доставать царевну за двенадцать венцов, то братья Иванушки-дурачка начали сбираться идти смотреть того позорища.^[1] Иванушка-дурачок сказал своим братьям: «Братцы, возьмите и меня с собою». Братья его на него закричали; «Куда тебя, дурака, нелегкое несет: сиди-ка лучше дома и лежи в печи». Дурак им сказал: «Дайте мне хоть корзинку, я пойду в лес да грибов вам наберу». Они дали ему корзинку, и пошёл дурак в чистое поле, в зеленые луга, положил корзинку под кустик и крикнул своим громким голосом: «Гей ты, Сивка-бурка, вешняя ковурка, стань передо мной, как лист перед травой». Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом, а из ноздрей пламя пышет, и, прибежав к Иванушке-дурачку, сказал: «Какая служба, какая нужда? Сказывай мне скоро и садись на меня, на доброго коня». — «Ах! ты гой еси, мой добрый конь! — сказал ему Иванушка-дурачок, — Царь наш клич кликал, чтоб поцеловать его дочь, прекрасную Бастру, за двенадцать венцов и перстнями с нею поменяться, то сослужи ты мне эту службу». Вымолвил сии слова, влез он к тому коню в ушко, напился там, наелся и хорошенько нарядился, а в другое вылез и стал такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать, и сел он на коня, и начал бить коня по крутым бедрам. Конь осержается, от земли отделяется, выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, долы и горы хвостом устилает, малые речки меж ног пускает, большие реки переплывает, и так он разъярился, что прекрасную царевну Бастру только за два венца не достал. Тут царь Гестон закричал: «Держи, держи!» Однако не могли Иванушку-дурачка удержать, он ускакал в чистое поле, в зеленые луга, и, как приехал на то место, где на коня сел, то слез с своего доброго коня, потом влез ему в ушко, разрядился, а в другое вылез, стал опять по-прежнему и отпустил своего доброго коня гулять, а сам взял корзинку, пошел в лес и, набрав грибов, принес домой. Братья его, пришедши вскоре после него, начали между собой разговаривать. «Куда, братец, какой сегодня один был молодец, — сказал один другому, — что чуть было царевну не достал». — «Да ведь и я там был», — подхватил речь его Иванушка-дурачок. «Где тебе там, дураку, быть, — сказали ему братья, — лежи в печи да молчи».

Царь Гестон опять начал клич кликать, чтоб съезжалися все цари-царевичи, короли-королевичи, князья и бояра, и когда пришел реченный день, то братья Иванушки-дурачка опять начали собираться идти смотреть того позорища. Дурак стал братьев просить, чтоб его взяли с собою, но они его не взяли и сказали ему на то, как и прежде. Когда же дураковы братья ушли, то Иванушка-дурачок взял корзинку и пошел в чистое поле, в зеленые луга, и положил корзинку под кустик, крикнул громким голосом: «Гей ты, Сивка-бурка, вешняя ковурка, стань передо мной, как лист перед травой».

Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом, из ноздрей пламя пышет, и, прибежав к нему, сказал: «Какая служба, какая нужда? Сказывай мне скорее и садись на меня, на доброго коня». — «Ах! ты гой еси, мой добрый конь! — сказал ему Иванушка-дурачок. — Царь Гестон клич кликал, чтоб его дочь, прекрасную Бастру, поцеловать и перстнями обменяться чрез двенадцать венцов, то сослужи ты мне эту службу». Вымолвив сию речь, Иванушка-дурачок влез коню в ушко, напился, наелся и нарядился, а в другое ушко вылез, стал такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать, и сел на своего доброго коня, и бьет его по крутым бедрам. Конь осержается, от земли отделяется, выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, долы и горы хвостом устилает, малые речки меж ног пропускает, большие реки переплывает, и так он разъярился, что прекрасную царевну Бастру только за один венец не достал. Царь Гестон тогда, закричал:

«Держи, держи!» Однако не могли Иванушку-дурачка удержать, он ускакал в чистое поле, в зеленые луга, и, как приехал на то место, где на коня сел, слез с своего доброго коня, потом влез ему в ушко, разрядился и в другое ушко вылез, стал по-прежнему и отпустил своего доброго коня гулять, а сам взял корзинку и, набрав грибов, пошел домой. Братья его, пришедши скоро после него, начали меж собою разговаривать: «Куда, братец, какой сегодни один молодец был, что лучше ещё вчерашнего, и за один венец только царевну не поцеловал». Дурак, перебив их разговор, сказал: «Ведь и я там был». — «Где тебе, дураку, там быть, — закричали на него братья, — лежи на печи да молчи».

Царь Гестон в третий раз начал клич кликать, чтоб съезжалися все цари-царевичи, короли-королевичи, князья и бояра, и когда пришел реченный день, то братья Иванушки-дурачка опять начали сбираться идти смотреть того позорища. Дурак стал братьев просить, чтоб его взяли с собою, но они, его не взяв, сказали: ему, чтоб он сидел дома. Когда же они ушли, то