Михаил Семенов Я, Яромир Гулливер

Всегда есть немного правды за

каждым «Я шучу!»,

немного знаний за каждым

«Я не знаю!»,

немного эмоций за каждым

«Мне без разницы!»,

и немного боли за каждым

«Всё хорошо!»

1. Задание

Новогодние праздники как обычно наполнили зимние дни приятным возбуждением, что не радовало только местное вороньё. Сутками беспорядочное салютование фейерверками будоражило их размеренный, обычно деловой уклад, заставляло с безумным граем сбиваться в стаи, мечущиеся по вершинам голых крон деревьев на старых новгородских улицах Торговой стороны. Пройтись по тротуару, не исчерченному кляксами «приветов» их жизнедеятельности и не попасть под их раздачу, было удачей. Для утешения в ином случае я сохранял в памяти добрую примету жителей причерноморья, правда, в отношении чаек и гларусов — трижды получивший подобную отметину, мог рассчитывать на успех в делах, кто-то — на близкое счастье. В тот раз счастья «не наобещали», благополучно добрёл до Музея кино. Накануне их афиша «зацепила» анонсом очередного немого черно-белого фильма с музыкальным сопровождением тапёра тут же в зале. Живой инструмент всегда согревает и в баре, и на открытии выставок, мероприятий, фуршетов. Саксофон, фортепьяно, бывает ненавязчивый вокал. К этому почти привыкли, но вот в кинозале такое вживую не встречал. Пианино стояло у стены боком к подиуму, «попадать» в происходящее на экране, пианистке помогало специально установленное под углом зеркало. Мелодии были игривы, незатейливы, но разнообразны, главное, стилизованы под соответствующее содержание фильма и его потешных, вроде Чарли Чаплина, героев. Красивые, изящно порхающие руки пианистки, её тонкие запястья отвлекали от экрана. Думалось, как чаровали бы хрустальной грустью в её исполнении ноктюрны Шопена. На стене рядом с инструментом, на её личной афише рассмотрел имя — Анна. Вспомнил своих прабабушек по двум линиям, хранительниц генной памяти, породнившихся в советской России двух родов, ветвящихся ещё от библейской Евы. Обе Анны. Где теперь их души, что надеялись они передать своему будущему правнуку? Держу ли я перед ними ныне ответ?

Кинозал оказался современным, с удобными «офисными» креслами, некоторые даже с подлокотниками и выдвижными столиками для записей. Этот комфорт явно диссонировал с стилем ретрофильмов и аурой этого музейного действа вцелом. Хотелось чего-то соответствующего, пусть даже шуршания во время сеанса конфетных обёрток, запаха ванили и шоколада. Вспомнился любимый кинотеатр юности, ещё дореволюционного устройства, в наше время — «Арс» на площади Льва Толстого Петроградской. Тот кинотеатр был наполнен какой-то тайной. На потолке сохранялись остатки плафонной росписи с флористическими элементами. В воздухе витал едва уловимый сладковатый запах запылённости давно обжитого пространства. Сиденья — старинные, деревянные, покрытые лаком тёмно-вишневого цвета. При рассаживании зрителей зал наполнялся приятным цокающим постукиванием отвердевшего с годами старого дерева опускаемых сидений. В дождливый день нашей юности он запросто мог приютить нас с избранницей, и мы сидели обнявшись в его притененном уютном зале, а в головах у нас крутился свой фильм, в романтическом расфокусе, манящий и тогда совсем непонятный.

Уже на улице после сеанса задорный эквилибр экранных киногероев вдруг обернулся нахлынувшей тоской и осязанием сжимающегося времени судьбы, не сложившихся путей, надежд, незавершенных дел. Ноги сами подвели к церковной ограде храма Филиппа Апостола. Его сказочный облик, воссозданный идеями Леонида Красноречьева, деловитой смёткой его честолюбивых учеников и коллег-соперников, притягивал всегда, в любую погоду. Часто хотелось просто зайти, даже без прикладных нужд, вроде — записок, свечей за болящих или почивших друзей и близких. Неофиту такая необязательность простительна. Поднялся по ступеням, снег с ботинок обмёл, стоящим в тамбуре веником. Всё знакомо. Время — к закрытию, почти никого. Свечи затушены, мягкий полумрак выявил таинство ликов. Рука ощутила тепло иконы Богородицы, вроде доброго напутственного знака.

У калитки ограды стояла одинокая фигура, будто просто так, полуотвернувшись. Узнал лицо цыганки, её иногда видел и у некоторых универсамов в центре города. Она была всегда довольно прилично одета, лицо приятное, со следами былой, растраченной с годами красоты. Протянул ей, оставшуюся в кармане сдачу, 50-рублёвку, спросил — как имя. Слегка удивилась, имя Марианна. Так, Мария или Анна? — попробовал пошутить я.

— Меня зовут с детства Аней.

— Аня, а зачем ты тут просишь, где муж?

— Муж погиб, убили, какие-то денежные разборки, двое детей. Надо кормить.

Не верить ей мне сейчас не хотелось, да и не было нужды. После храма, тепла оклада «своей» иконы надлежало сочувствовать, быть великодушным, поддержать хоть словом. На улице уже никого не было, с балкона лукаво задрапированного деревом кирпичного новодела — «дома Передольского» в глаза бил луч внешнего освещения церкви.

— Знаешь, — сказала она — я, ведь, вижу людей насквозь. Вижу, что могла бы тебе помочь, унять душу. Хочешь, погадаю, подскажу судьбу, подправлю, что в силах. Могу по ладони, или на картах. Я, ведь, училась в школе, два года до замужества — в училище, много читала. Отец был бароном, любил меня, желал, чтоб выучилась, получила профессию. Его уже давно нет. А я изучила и расклады карт Таро. Приезжай к нам в Чечулино.

Тут я немного напрягся, представив подобный визит.

— Ты не думай, я денег не возьму, вижу — ты дал мне их сейчас от чистого сердца, и я также от души погадаю тебе. Не опасайся.

— Подумаю, приходи завтра сюда же к часу дня, что-нибудь решим — сказал я.

Переполненный этой трудноразрешимой задачей, следуя наугад, я оказался у рампы окон «Джаз-бара», что напротив Ярославова дворища. Бар работал, но, не считая парочки в дальнем углу, был пуст. Приятный полумрак, из колонок — деликатная музыка. Заказал кофе, для расширения эмоционального горизонта с давних пор помогала рюмка ликёра, вернее, его аромат, когда-то в молодости — изумрудного «Шартрез», теперь «Куантро». Пальцем отметил официантке его позицию в винной карте. Оказалось, «опоздал», такого божественного напитка больше нет и не будет, забыли вычеркнуть — санкционный «привет» Макрона. Однако, огорчиться не успел. Внезапно забрезжила идея, и ей, словно, фигурой в шахматах, мы разменялись потерей драгоценной капли этого заморского алкоголя. Допив остывший кофе, я вышел и поспешил к зданию Главпочтамта на