невзгоды.

Вот несколько картинок из периода от 6 до 9 лет.

Семья приехала в рабочий поселок с красивым названием Зеленый Дол. Работа для отца есть, но жилья нет. Временно живем на сцене. На самой натуральной сцене. Длинный барак из сосновых бревен. На одном конце сделано возвышение — сцена. На остальной части, предназначенной для зрительного зала, вместо стульев расставлены топчаны, сколоченные из досок. Там живут плотники, строящие подобные бараки. Единственная перегородка в бараке — занавеска из всего, что нашла мама, висящая там, где должен быть настоящий занавес. Наша семья ходит через общежитие плотников. Дверь в бараке только одна. Между рядами топчанов, по центру барака стоит длиннющий стол.

Все, что происходит в «зале», нам и интересно и немного страшно. Громогласные разговоры, шутливые потасовки, которые мы часто принимали за драки, вся эта грубая мужская ватага человек в 40–50 для нас представлялась жуткой неведомой страной.

Они откуда-то приносили еду в больших баках. Каждый бак разливали в два оцинкованных таза. Почему таз, непонятно. Очевидно, не было другой посуды. Один из активистов отворачивался. За ним строго следили, чтобы не подглядывал. Между двумя тазами клали половник и спрашивали отвернувшегося:

— Чумече ме — сабы мы? (примерно означало: сам половник или ручку?)

Так определялся вопрос, какой бригаде, какой таз достанется. Бригад было, наверное, четыре, но точно не помню. Все это происходило под наблюдением всех голодных плотников, стоящих с мисками в руках вокруг стола. Миски были разные: деревянные, глиняные и редко — эмалированные.

Затем бригада располагала свои миски вокруг своего таза. Начиналось торжество разлива (если каша — раскладки) под особо внимательным и ревнивым надзором хозяев мисок. Затем наступала тишина. Но во время разлива возникали недовольные голоса и соответствующие конфликты. После дележа — тишина несколько секунд. Она прерывалась громким оркестром ложек, стучащих об миски из разных материалов. Каждая миска издает свой особый звук. Нам такая пища доставалась реже.

Отец работал один, а иждивенцев у него было пятеро. Процедуру трапезы плотников мы наблюдали только из щелей занавесок. Это было соблазнительно и стыдно.

Старшим братьям иногда удавалось поймать рыбу в озерах. Осенью они принесли с озера дикую утку. У нее было кем-то покалечено крыло, а озера начали замерзать. Ее прямо руками поймали. Поместили ее под сценой. Находили ей какую-то пищу. Утка стала любимицей семьи. Когда ее выпускали из-под сцены, она ходила за нами, как собачка, служила нам забавой. Жила долго, крыло зажило. Куда ее потом дели, не помню, но хорошо помню, что зарезать ее ни у отца, ни у старших братьев рука не поднималась. Возможно, весной ее выпустили. Во всяком случае, у старших братьев были такие намерения, когда они ее принесли. Значит, и голодные могут любить живых братьев меньших.

После ужина плотников за длинным столом организовывались несколько компаний картежников. У каждой компании своя керосиновая лампа. Некоторые компании распались, и картежники улеглись на свои топчаны. Осталась одна или две группы. Чем дальше, тем жарче споры. Игра идет на деньги.

Вдруг, как по команде, как мыши от кота, все игроки юркнули под свои одеяла. Я не понял причину. На столе остались карты и деньги. В дверях появился милиционер в сопровождении двух добромильцев (так тогда называли добровольных помощников милиции). Милиционер подошел к столу и громко спросил:

— Чьи деньги?

Все молчат. Все «спят». Милиционер опять:

— Чьи деньги?

В ответ тишина, прерываемая храпом взаправду спящих. Еще дважды повторенный вопрос остался без ответа. Милиционер собрал карты, собрал деньги и молча ушел из барака. Помощники последовали за ним, не проронив ни слова.

В бараке долго стояла тишина. Вероятно, боялись возвращения наряда. Постепенно начали раздаваться голоса из-под одеял. Постепенно, смелея, вылезли из постелей и принялись обвинять друг друга.

Но полное отсутствие карт и денег лишало этот спор всякого смысла. Задули лампы и утихли.

Я еще долго лежал под впечатлением всего увиденного и услышанного. Участие в этом событии милиционера и его помощников придавало ему особую важность и таинственность.

Глава 4 Боевая техника

Барак, где мы жили, стоял в лесу. Мне 7 лет, а брату уже 10. В этом возрасте при любых жизненных тяготах для игр время находится. А тягот было достаточно в 1932 году. Задача быть хотя бы полу-сытыми решалась не только родителями. Но это уже другой вопрос. Теперь об одной из игр.

Выбираем каждый себе территории на разных сторонах барака. Каждая территория по 50–70 квадратных метров точно отмеряется шагами, чтобы были равные. Обозначаются границы. После этого договариваемся о количестве стационарных и передвижных объектах с каждой стороны, о времени подготовки и о том, кто первый начинает.

Подготовительные переговоры окончены. Каждый уходит на свою территорию и начинает готовить «боевые единицы». Используются спичечные, папиросные и прочие коробки, глина, прутики, и все, на что способна фантазия воюющих сторон.

Шпионить нельзя. Каждый объект обороняющаяся сторона тщательно маскирует. Готовятся и глиняные шарики условленных размеров. Это снаряды. Срок подготовки к сражению был различный: от 20–30 часов до суток.

По истечении срока начинается сражение. Наступающий вводит свои подвижные средства на чужую территорию. Обороняющийся, в нужное время, встает на колени около своей огневой точки и, нагнувшись над ней, стреляет по агрессору засохшими глиняными шариками. Наступающий волен продвигать свою технику дальше (но, не закрывая рукой зону обстрела противнику) или открывать ответный огонь. Тогда техника неподвижна, и поразить ее легче.

Война идет до разрушения всех оборонительных точек одного, наступательной техники другого или израсходования одной из сторон установленного количества боеприпасов. Этими факторами определяются итоги сражения.

Детские игры все интересны, по-своему дороги о них воспоминания. Но об этой нашей игре я вспомнил по другим причинам.

В то время мы видели в натуре только трактор, а танки — лишь на картинках. Мои первые глиняные танки и прочие нафантазированные боевые единицы и строились по подобию этих танков с картинок. Они представляли комбинацию прямоугольников, цилиндров и стволов. Такие «машины» редко выдерживали прямое попадание глиняных шариков.

Но в дальнейшем, «практика боев» показала несостоятельность этой конструкции. Стал делать так, «чтобы снаряды скользили». Слова «обтекаемость», «рикошет» и т. п. были мне