воспользоваться вашим опытом.

— Да уж, опыт был что надо! Ну вот, значит, входим мы в спальню, которую я сам убрал и приготовил. Босс сказал, чтобы я взял, что захочу, а уж в смысле комфорта на «сателлите» было все… кроме тяготения!

Ладно. Вошли мы. Я запираю дверь. Ведь я человек простой! Обнимаю Бетти и начинаю ее целовать. Скажите, это естественно, а? Я столько мечтал об этой минуте, и она, моя Бетти, тоже была не против. И вот мы целуемся, милуемся и голова идет у нас кругом — вам ведь известно, как это бывает. И одной руки, мне кажется, уже мало, и я выпускаю дверную ручку, да и вы бы так сделали на моем месте. Я уже ни о чем не думал, да и Бетти тоже. Мы забылись… Мы решили, что…

Э, да что там говорить: продолжалось это недолго, всего несколько секунд, не больше. Мы очнулись от удара… Да еще какого! Меня словно хватили дубинкой! Я думал, башка разлетится… Какие уж тут поцелуи! Никогда не забуду лица Бетти. У нее, наверное, искры посыпались из глаз…

— У меня до сих пор зуб шатается, — сказала Бетти.

— В ту минуту, сэр, я подумал, что кто-то из приятелей сыграл с нами злую шутку. Но какие там шутки! Мы здесь были одни. Просто в забывчивости мы чуть-чуть приподнялись на носки, и толчок от пола отправил нас по прямой линии к потолку, в который мы и врезались головами. Точно, как рассказывал босс. Всякий толчок посылает вас в противоположном от препятствия направлении. В соответствии с правилами физики, как он говорил. Но если это случится с вами, сэр, в подобную минуту, плевать вам будет на все правила физики, это я вам гарантирую.

— Понимаю, Джо. Я вам сочувствую. Ну а дальше?..

— Сейчас узнаете. Погодите, на чем это я остановился?..

Ага, значит, когда я все понял, я постарался успокоиться и успокоить Бетти, которая, само собой, нервничала. Я снова обнял ее. Оперся одной рукой о потолок. Рассчитал силу толчка. Прицелился и спустился с моей Бетти точно на большое кресло. Здесь я был спокоен: кресло было крепко привинчено к полу и не могло взлететь. Отдышался я и говорю Бетти:

«Ничего, беби, не волнуйся. Мы позабыли об этой чертовой невесомости. Надо только привыкнуть. Скоро мы и замечать ее не будем». «Ох, Джо, — захныкала она, — мне так чудно: все время надо за что-нибудь цепляться! Так чудно…»

Должен сказать, сэр, я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Какой тут комфорт? Надо вам объяснить: я усадил ее себе на колени и держал за талию правой рукой. А левой, черт побери, мне приходилось держаться за ручку кресла, и надо было не забывать об этом, потому что иначе нам грозило новое вознесение. Я так этого боялся, что не мог по-настоящему думать о ней, моей Бетти. И она тоже; когда я пробовал ее ласкать и поддразнивать, она вся начинала дергаться, и я терял голову и уже не думал о проклятом кресле и о том, что нужно за него держаться. Понимаете? Ну и вот! Если моя левая рука отпускала кресло, мы вдвоем взлетали к потолку, а если моя правая рука пыталась ее погладить где-нибудь кроме талии, она, моя Бетти, каждый раз взлетала с моих коленок и едва не уносилась от меня куда-то в самых невероятных направлениях. Поверьте, сэр, я едва успевал поймать ее за волосы, за пальцы, за ноги — за что только мог уцепиться. Скажу вам, это очень меня раздражало.

— Понимаю вас, Джо.

— Не думаю, что это можно понять, пока сам не испытаешь. Эти руки, ноги и прочее, когда все выскальзывает у тебя из рук, словно ящерица, могут вас довести до такого — ой-ой-ой! — вы себе и представить не можете. Я по характеру скромный парень, клянусь вам. И не хотел быть с моей Бетти грубым… А ей вся эта чепуха вроде даже начинала нравиться.

— Тоже мне, придумаешь! — запротестовала Бетти.

— Ничего я не придумываю. Ей это вроде было смешно. Она плавала себе в комнате, как в ванне. Она мне никак не помогала, и я один должен был делать все, а я истекал кровавым потом. Я уже испробовал все положения. Зацеплялся ногами за ножки кресла, чтобы хоть обе руки у меня были свободными, — вы представляете? С ума можно сойти! И никакого толку. Все время приходилось думать о невесомости и о Бетти, о Бетти и о невесомости, и это было свыше моих сил.

— Я полагаю, на вашем месте никто бы не вышел из положения лучше вас, Джо. Продолжайте, пожалуйста!

— Ну да, длилось все это какое-то время со взлетами и падениями, как я вам и говорю. А потом я сказал себе: хватит миндальничать! Чего уж там притворяться, и мне и моей Бетти…

И вот, держась кое-как за кресло, начал я ее разоблачать. Надо вам напомнить, что была она одета в свой брачный наряд с финтифлюшками всякими — очень ей так хотелось, несмотря на обстоятельства: платье длинное, вуаль, венчик с флердоранжем и прочее. Через минуту все эти штучки замелькали по комнате, отскакивая от стен и возвращаясь к нам, когда я их отпихивал слишком сильно, а потом начали плавать посередине. Точно помню. Ведь свет-то горел… А как же еще? В таких условиях темнота была бы слишком опасной. Так вот, все это белое и прозрачное летало туда и обратно перед лампочками, словно облачка, гонимые ветром. Как сейчас помню. Похоже было, будто солнце каждую минуту скрывается и снова появляется! Умереть от смеха! Помню, взглянул я вверх и увидел вуаль с цветочками в метре над ней — ну в точности нимб, как над ликами святых. Я прямо обалдел!

— Но как это было поэтично, Джо!

— А я разве говорю нет? Только я думал не об этом. Меня другое занимало. В ту минуту, понимаете, я хотел любой ценой добраться до постели. Я уже говорил вам: человек я деликатный. Но мне все же не хотелось провести свою брачную ночь в кресле. Поэтому из-за этой проклятой невесомости нужно было все рассчитывать.

Я обнял Бетти покрепче. Рассчитал свой толчок… Да-да, сэр, приходилось рассчитывать, и у меня уже от этого раскалывалась голова! Я оттолкнулся от кресла и ухитрился приземлиться вместе с моей Бетти точно посреди одеял. Я уцепился за ночной столик. Осторожненько уложил мою Бетти на одеяла и сказал: «Не шевелись, беби… главное, не шевелись! Ни одного движения! Лежи, вытянув ноги, как в море, будто ты поплавок. Только не дыши глубоко. Закрой глаза и жди меня. Сейчас я к тебе приду».

Она сделала, как я ей велел, сэр, а я отлетел к креслу и тоже кое-как разделся. Не хотелось мне пугать ее, сэр, даже при этих проклятых обстоятельствах, — ведь она была невинная девушка!

— Подобные поступки делают вам честь, Джо. Продолжайте!

Он заколебался и на некоторое время умолк.

— Да разве такое можно рассказывать? — вопросил он наконец.

Стараясь быть как можно терпеливее, я убедил его, что можно. И он продолжил свой рассказ:

— Так вот, сэр, должен признаться. Когда я снял с себя все, что можно, и был голым, как червяк, и когда я увидел