- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (20) »
превращена аллахом в черепаху.
— Да-а-а, — потянул Давид после паузы. — Может, сообразим по рюмочке чайку? Давид повозился среди вьючной поклажи, чертыхнулся пару раз и вылез с бутылкой коньяка и пластмассовыми неаппетитными стаканчиками. — Рюмочки-то подкачали, — посетовал он, наливая. — Ничего, — бодро сказал Ашир и, поперхнувшись, долго кашлял. От коньяка приятные, теплые волны расходились по телу, и Ашира охватила раскованность, эдакое блаженное сознание собственной значимости. Он первый заглянет внутрь чудесного цветка, и его имя будет навсегда связано с раскрытием жгучей загадки. Нетопыри перестали летать, зато к костру сползлись разнокалиберные насекомые пустыни. Мелькали мохнатые бражники, толстые и красивые; чернотелки уткнулись головами в песок, словно молились огню; изящно покачивались богомолы, прижимая к груди шипастые хватательные конечности. Даже верблюд подошел и время от времени шумно сопел. — Вали отсюда, — желчно сказал ему Давид и швырнул маленькой, но каменно тяжелой саксаулиной. — Сопит тут, ну прямо как Хрусталев. Верблюд обиделся и ушел переваривать жвачку. В освещенном пространстве бесшумно, как призрак, возник тушканчик, испуганно подпрыгнул без малого на метр, поймал маленькими ладошками бражника и растворился во тьме.
Проснулись они рано, как только стало розоветь на востоке. И звезда путеводная там сияла — Венера. А по-местному — Зохре. Та самая, которую аллах в черепаху превратил. Давид пошел ловить верблюда, ускакавшего на спутанных ногах в колючки. Ашир принялся готовить завтрак. После завтрака они достали карту-трехверстку, сверили с ней кроки и решили, что уклонились от азимута. Ошибка была поправимой: прибавлялись два-три лишних километра. Сперва все шло как надо. Ашир посматривал по сторонам и радовался хорошему утру. Давид временами бросал взгляд на компас. — Ходил кто-нибудь этим маршрутом? — осведомился Ашир. — А кроки господь бог составлял? — вопросом на вопрос ответил Давид. — Главная экспедиция Мергенова этой дорогой пойдет? — не унимался Ашир. — Нет, путь Мергенова более долгий и кружной. А наш маршрут напрямую, вроде самолетной трассы. — А как кроки от Мергенова попали к нам? Давид этот вопрос не удостоил ответом. Но ответа и не требовалось. Ашир и сам знал, что кроки добыты незаконно, чтобы спокойно день-два повозиться в Капище. Одно дело в одиночку исследовать, совсем другое, когда в одном месте человек двадцать локтями толкаются. Между тем зловредный верблюд опять сбился с пути истинного. Его постоянно тянуло севернее. Они помчались вдогонку. Верблюд заметил опасность и пустился неторопливой иноходью, сразу увеличив расстояние между собой и преследователями. Все это было весьма некстати. К счастью, строптивый «корабль пустыни», описав широкую дугу, остановился, привлеченный видом цветущего янтака. Тут он и был изловлен, нещадно отруган, и после необходимой передышки экспедиция возобновилась. Дорогу им пересекла неуклюжая черепаха. Придавленная широкой верблюжьей ступней, она замерла, а через несколько секунд как ни в чем не бывало поползла дальше. — Поразительная неуязвимость! — восхитился Давид. — У нее есть инстинкт, есть и немалый опыт, — снисходительно пояснил Ашир. — Видишь, как избит ее панцирь? Она достаточно стара. Черепаха свалилась с камня, куда карабкалась с упорством, достойным лучшего применения, и теперь лежала на спине, беспомощно размахивая лапами. Ашир помог ей перевернуться. — Да, — сказал он глубокомысленно. — Опыт, конечно, увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает нашей глупости. — Это твое собственное изречение? — недоверчиво спросил Давид. — Нет, что ты. А разве важно, кто сказал? Суть в том, что сказано. — Может, ты и прав, — задумчиво покивал Давид. — Вот и пифагорейцы, скажем… Прикрываясь авторитетом Аристотеля, они утверждали мистическую первопричину чисел, «музыку сфер» и прочее. Ты же не станешь повторять подобную нелепость? — Почему же не стану? — пожал плечами Ашир. — Конечно, не слова Аристотеля о том, что жираф — это плод «незаконной любви» пантеры и верблюда… Видишь ли, ортодоксальной науке свойственны крайности. Мы всегда торопимся предавать анафеме, а потом канонизировать. Вспомни хотя бы Винера, Менделя, Джинса. — Одно лишь досадно: многие истины переходят в разряд азбучных крайне небезболезненно, — оживился Давид.
Верблюд категорически отказывался идти дальше. Ашир тянул его за недоуздок, а Давид играл роль толкача, но ничего не помогало. Верблюд задирал морду, тихо рычал, скалился, скрипел зубами, перемалывал обильную желто-зеленую пену, и пятился. В его больших печальных глазах, опушенных изумительной красоты ресницами, тлели недоумение и ужас. — Трогай, саврасушка, — льстивым голосом уговаривал Давид. — Трогай, милый… кормилец горбатый. У-у, паразит несознательный! — Погоди, — сказал наконец Ашир. — Мне кажется, он здорово напуган чем-то. Но чего ему бояться? — Спроси, — посоветовал Давид, утирая пот со лба. Ашир осторожно пошел вперед, посматривая по сторонам и под ноги. Вдруг острая волна омерзительно неприятного ощущения возникла в желудке, толчками поднялась к горлу, мутя рассудок. Он поспешно отступил, с трудом приходя в себя. — Слушай, Дэв! Какой-то недотепа поставил здесь без отметки импульсный многопрограммный эмиттер! Все стало ясно и просто; вчерашнее состояние получало реальное объяснение. Эмиттер — вот где собака зарыта! — Да, да, мы нарвались на низкочастотные излучатели. Потому и верблюд кругаля давал, вместо того чтобы прямо идти. Но почему здесь поставили эмиттеры, и без обязательных маяков? Похоже, они оконтуривают нечто скрытое от наших глаз, а? Ты понимаешь что-нибудь, Дэв? — Кажется, да, — не сразу ответил Давид. — Теперь понятно, почему Мергенов окольный путь для экспедиции избрал. А я, как распоследний тупица, напрямик попер. Перехитрил, называется! Вот же виднеется урочище Геокдженгель. Там и стоит зиккурат, то бишь Капище плачущего младенца. Посторонним тут делать нечего. Потому и эмиттеры установили. — Угу… — пробормотал Ашир. — Благодарю за объяснение. Что будем делать? Назад возвращаться? Неспроста ты Ваньку поминал. — Какого еще Ваньку? — Ну, парня. Который понапрасну ноги бьет. — А-а… это да. Было. — Коли было, так ищи выход. — Может, попытаться нейтрализовать излучение? — нерешительно спросил Давид. — Что
— Да-а-а, — потянул Давид после паузы. — Может, сообразим по рюмочке чайку? Давид повозился среди вьючной поклажи, чертыхнулся пару раз и вылез с бутылкой коньяка и пластмассовыми неаппетитными стаканчиками. — Рюмочки-то подкачали, — посетовал он, наливая. — Ничего, — бодро сказал Ашир и, поперхнувшись, долго кашлял. От коньяка приятные, теплые волны расходились по телу, и Ашира охватила раскованность, эдакое блаженное сознание собственной значимости. Он первый заглянет внутрь чудесного цветка, и его имя будет навсегда связано с раскрытием жгучей загадки. Нетопыри перестали летать, зато к костру сползлись разнокалиберные насекомые пустыни. Мелькали мохнатые бражники, толстые и красивые; чернотелки уткнулись головами в песок, словно молились огню; изящно покачивались богомолы, прижимая к груди шипастые хватательные конечности. Даже верблюд подошел и время от времени шумно сопел. — Вали отсюда, — желчно сказал ему Давид и швырнул маленькой, но каменно тяжелой саксаулиной. — Сопит тут, ну прямо как Хрусталев. Верблюд обиделся и ушел переваривать жвачку. В освещенном пространстве бесшумно, как призрак, возник тушканчик, испуганно подпрыгнул без малого на метр, поймал маленькими ладошками бражника и растворился во тьме.
Проснулись они рано, как только стало розоветь на востоке. И звезда путеводная там сияла — Венера. А по-местному — Зохре. Та самая, которую аллах в черепаху превратил. Давид пошел ловить верблюда, ускакавшего на спутанных ногах в колючки. Ашир принялся готовить завтрак. После завтрака они достали карту-трехверстку, сверили с ней кроки и решили, что уклонились от азимута. Ошибка была поправимой: прибавлялись два-три лишних километра. Сперва все шло как надо. Ашир посматривал по сторонам и радовался хорошему утру. Давид временами бросал взгляд на компас. — Ходил кто-нибудь этим маршрутом? — осведомился Ашир. — А кроки господь бог составлял? — вопросом на вопрос ответил Давид. — Главная экспедиция Мергенова этой дорогой пойдет? — не унимался Ашир. — Нет, путь Мергенова более долгий и кружной. А наш маршрут напрямую, вроде самолетной трассы. — А как кроки от Мергенова попали к нам? Давид этот вопрос не удостоил ответом. Но ответа и не требовалось. Ашир и сам знал, что кроки добыты незаконно, чтобы спокойно день-два повозиться в Капище. Одно дело в одиночку исследовать, совсем другое, когда в одном месте человек двадцать локтями толкаются. Между тем зловредный верблюд опять сбился с пути истинного. Его постоянно тянуло севернее. Они помчались вдогонку. Верблюд заметил опасность и пустился неторопливой иноходью, сразу увеличив расстояние между собой и преследователями. Все это было весьма некстати. К счастью, строптивый «корабль пустыни», описав широкую дугу, остановился, привлеченный видом цветущего янтака. Тут он и был изловлен, нещадно отруган, и после необходимой передышки экспедиция возобновилась. Дорогу им пересекла неуклюжая черепаха. Придавленная широкой верблюжьей ступней, она замерла, а через несколько секунд как ни в чем не бывало поползла дальше. — Поразительная неуязвимость! — восхитился Давид. — У нее есть инстинкт, есть и немалый опыт, — снисходительно пояснил Ашир. — Видишь, как избит ее панцирь? Она достаточно стара. Черепаха свалилась с камня, куда карабкалась с упорством, достойным лучшего применения, и теперь лежала на спине, беспомощно размахивая лапами. Ашир помог ей перевернуться. — Да, — сказал он глубокомысленно. — Опыт, конечно, увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает нашей глупости. — Это твое собственное изречение? — недоверчиво спросил Давид. — Нет, что ты. А разве важно, кто сказал? Суть в том, что сказано. — Может, ты и прав, — задумчиво покивал Давид. — Вот и пифагорейцы, скажем… Прикрываясь авторитетом Аристотеля, они утверждали мистическую первопричину чисел, «музыку сфер» и прочее. Ты же не станешь повторять подобную нелепость? — Почему же не стану? — пожал плечами Ашир. — Конечно, не слова Аристотеля о том, что жираф — это плод «незаконной любви» пантеры и верблюда… Видишь ли, ортодоксальной науке свойственны крайности. Мы всегда торопимся предавать анафеме, а потом канонизировать. Вспомни хотя бы Винера, Менделя, Джинса. — Одно лишь досадно: многие истины переходят в разряд азбучных крайне небезболезненно, — оживился Давид.
Верблюд категорически отказывался идти дальше. Ашир тянул его за недоуздок, а Давид играл роль толкача, но ничего не помогало. Верблюд задирал морду, тихо рычал, скалился, скрипел зубами, перемалывал обильную желто-зеленую пену, и пятился. В его больших печальных глазах, опушенных изумительной красоты ресницами, тлели недоумение и ужас. — Трогай, саврасушка, — льстивым голосом уговаривал Давид. — Трогай, милый… кормилец горбатый. У-у, паразит несознательный! — Погоди, — сказал наконец Ашир. — Мне кажется, он здорово напуган чем-то. Но чего ему бояться? — Спроси, — посоветовал Давид, утирая пот со лба. Ашир осторожно пошел вперед, посматривая по сторонам и под ноги. Вдруг острая волна омерзительно неприятного ощущения возникла в желудке, толчками поднялась к горлу, мутя рассудок. Он поспешно отступил, с трудом приходя в себя. — Слушай, Дэв! Какой-то недотепа поставил здесь без отметки импульсный многопрограммный эмиттер! Все стало ясно и просто; вчерашнее состояние получало реальное объяснение. Эмиттер — вот где собака зарыта! — Да, да, мы нарвались на низкочастотные излучатели. Потому и верблюд кругаля давал, вместо того чтобы прямо идти. Но почему здесь поставили эмиттеры, и без обязательных маяков? Похоже, они оконтуривают нечто скрытое от наших глаз, а? Ты понимаешь что-нибудь, Дэв? — Кажется, да, — не сразу ответил Давид. — Теперь понятно, почему Мергенов окольный путь для экспедиции избрал. А я, как распоследний тупица, напрямик попер. Перехитрил, называется! Вот же виднеется урочище Геокдженгель. Там и стоит зиккурат, то бишь Капище плачущего младенца. Посторонним тут делать нечего. Потому и эмиттеры установили. — Угу… — пробормотал Ашир. — Благодарю за объяснение. Что будем делать? Назад возвращаться? Неспроста ты Ваньку поминал. — Какого еще Ваньку? — Ну, парня. Который понапрасну ноги бьет. — А-а… это да. Было. — Коли было, так ищи выход. — Может, попытаться нейтрализовать излучение? — нерешительно спросил Давид. — Что
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (20) »