выражавшим одутловатым лицом, а с ее лица на врачей смотрело давно прошедшее время. Представив на минуту, что малышка только что оттуда, доктор Нефедова почувствовала, что земля качнулась у нее под ногами. Подбежав к ребенку, Маша взяла на руки очень худенькое и чрезвычайно легкое тело, прижав к себе. Девочка, названная Лидочкой, очень тихо заплакала.

Уже позже, раздевая ребенка в машине, женщина обратила внимание мужа на характерные следы, свидетельствовавшие о жестоком обращении с ребенком. Были у людей существа жестокие, зачастую бессмысленно жестокие, поэтому доктор не удивился, попросив водителя ехать в магическую больницу. Мир людей ожидали потрясения.

— Что там? — беспокоившаяся за ребенка Маша внимательно посмотрела в глаза мужу.

— Будут разбираться с детским домом, — кивнул он в ответ. — Лида в магической части жить сможет.

— Спасибо, любимый! — порадовалась женщина. Взаимопонимание с Гришкой у нее было абсолютным. Теперь же предстояло выхаживать девочку, попавшую в руки садистов.

— Мы же ленинградцы, — обнял ее доктор Нефедов.

В этом были они — ленинградцы и не было звания выше. Пережившие голод и холод Блокады, Нефедовы просто не могли пройти мимо потерянной почти замученной девочки. Поэтому спустя неделю Лида Нефедова проснулась в своей кровати и, глядя в глаза мамы, впервые улыбнулась.

Маша и Гриша не забывали тех, кто отнесся к ним по-доброму, ведь, если бы не гоблины, кто знает, чем бы все закончилось. Гоблины… Казалось, что им до детенышей другой расы, но зеленокожие существа видели в первую очередь то, что это детеныши. Помогая и спасая двоих детей страшноватые на вид существа показали себя более разумными, чем маги Великобритании. Впрочем, это вряд ли могло кого-то удивить.

Проходили годы. Память людская хранила и метроном, и голос Ленинградского радио, и тысячи тех, кого забрали бомбы, снаряды и голод. А Нефедовы жили и не вспоминая Магическую Британию. Нечего им было вспоминать, да и незачем. Старшенькая Лида, младшенькие Сережа и Витя радовали родителей своими успехами, а над городом наливалось синевой мирное небо.

Кощей и Марья не могли нарадоваться на внучат, ласково глядя и на детей. Семья шла сквозь годы, храня в памяти суровые испытания, выпавшие на их долю. Оставалось только надеяться на то, что подобное не повторится. На страже магического Ленинграда навсегда разорванным кольцом застыла память людская. Тысячи имен, тысячи неслучившихся судеб, тысячи историй.

В школах и дома детям напоминали, какой драгоценностью может быть обычный кусочек хлеба. Какой силой могут обладать слова. Как жестоки умеют быть люди. Как важно хранить в себе доброту. Потому что в первую очередь всегда и во всем нужно оставаться людьми. Разумными существами.