зал, Гермиона просто упала на пол, не в силах продолжать движение — с фотографии архивной карточки, полной немецких надписей, на девушку глазами, полными ужаса, смотрела она сама. Рядом на пол опустился и Гарри, обнимая невесту, а их класс застыл в экспозиции Освенцима, пораженно разглядывая старую фотокарточку, с которой на них смотрела их соученица.
После минуты ступора, ученики израильской школ магии подбежали к Гермионе и Гарри, чтобы поддержать неожиданно так много прошедших людей. Сразу понявшие, отчего буквально воет девушка, лежа на каменных плитах музея Катастрофы. И их тепло показало подросткам, что все закончилось, но люди помнят! Помнят каждого! Тех, кого унес газ, кто был повешен, расстрелян двуногими зверьми! И осознание именно этой памяти дарило уверенность в будущем.
Луна висела на Рахели. Разглядывая материалы, побывав в Зале Имен и в детской части, девушка чувствовала, что просто сойдет с ума от того, что видела, а ведь ее старшие — они через это прошли… Чувствовать и осознавать это было непросто.
— Они помнят, любимая… — Гарри не заметил, как произнес это слово, впервые прозвучавшее именно здесь — среди замерших картин прошлого. — Наш народ помнит.
— И мы не забудем… — прошептала Гермиона. Ее держал на руках жених, потому что сама девушка идти не могла — просто не держали ноги от перенесенного всплеска.
— Никто не забудет, — твердо произнес Леви Коэн, верховный маг Израиля.
А класс сплотился вокруг этих двоих, помогая и поддерживая. Обретя множество друзей, Гарри и Гермиона закончили в школу, были призваны в армию, чему, конечно же, совершенно не сопротивлялись. И ощущая винтовку в своих руках, молодые люди знали — они тоже защищают покой своего народа, чтобы больше не пылали печи и не дымили трубы. Чтобы никого не мучили звери…
Любовь бывших Поттера и Грейнджер, была, казалось абсолютной. Полыхнув с новой силой, она поражала своей чистотой всех окружающих, заставляя и Рахель, и Леви улыбаться. Ведь разве не об этом они мечтали когда-то в страшном бараке?
Женившись в положенный срок, Гермиона и Гарри были счастливы долгие годы. Луна тоже нашла свое счастье в этой стране. Многое забылось — Дамблдор, Волдеморт, Пожиратели стали историей, но Катастрофу они помнили всегда, рассказывая о ней и своим детям.
— Мама ты так рассказываешь, как будто сама была там! — однажды восхищенно произнесла младшая дочь.
— Эх, Лея, — только вздохнула женщина, погладив ребенка по голове.
— Родители, а можно вы придете и расскажете? — поинтересовался как-то старший.
И постаревшие, но ничего не забывшие Коэны согласно кивнули. Никогда не отказывая в помощи, они жили своей жизнью — без всяких лордов. Просто жили, ощущая себя защищенными и гордыми за свой народ, прошедший множество испытаний, но не согнувшийся.
***
Яд ва-Шем. Мемориал Катастрофы и Героизма. Народ запечатлел это для потомков — что бы никто не смел забывать, какой ценой досталась свобода, какой может быть ненависть человеческая, какими могут быть зверьми двуногие прямоходящие.
Под дождями и ветрами стоит Освенцим. Он тоже стал музеем — и бараки, и склады, тысячи пар обуви, очков, тюки волос… Пустой Апельплац, на котором не проходят переклички и никого не вешают. Распахнутые двери газовой камеры. Холодные печи крематория. Теперь здесь музей, заставляющий думать. Заставляющих плакать. Кажется, сама земля, на которой убито столько людей, требует этого.
Освенцим был не одинок. Имена страшных лагерей хранит история и людская память: Дахау, Маутхаузен, Бухенвальд, Треблинка, Майданек, Саласпилс, Красный берег… есть и менее известные лагеря, ведь их было множество. Но о том, что для кого-то человек может быть сырьем или просто помехой, надо помнить. Миллионы взывают сквозь время, заклиная — помнить о том, через что прошло человечество, обретя крупицу своего опыта.
Миллионы требуют помнить даже не о погибших, а о цене, которую приходится платить ни в чем не повинным людям, ведь погибли представители многих народов. И дети, из которых выдавливали последнюю кровь, глядят на нас сквозь года. На каждого из нас, прося, моля, требуя — помнить. И никогда не повторять!