разворачиваясь для новой атаки.
Алеша схватил обеими руками Марию и вдруг понял, что она убита — глаза ее, глаза, расширившиеся от ужаса, словно остановились, по щеке стекала струйка крови: пуля, предназначавшаяся для Алеши, угодила девушке в голову.
Опустив Марию на палубные доски, Алеша бросился на корму. На бегу он увидел дядюшку Хосе, лежавшего возле рубки. Он был без своего сомбреро, седые волосы почти сливались с белизною его лица, хранившего еще выражение удивления. Грудь и живот старика были в пятнах крови.
— Дя-дюш-ка! — безумно прокричал неведомо откуда взявшийся Мануэль. Он был без автомата, лицо покрывала черная копоть.
— Потом, — остановил его Алеша, поражаясь силе своего голоса в урагане звуков, ворвавшихся в судьбу несчастных беженцев. — Скорее в машинное отделение, тушите пожар, ты и все остальные, кто уцелел!
Мануэль глянул на Алешу неузнавающим взором и — побежал к пожарной помпе.
Еще секунда, и Алеша оказался на корме. Приказ дядюшки Хосе, продиктованный добрым, но обманутым сердцем, окончился трагедией: Антонио, мужественный, находчивый, неунывающий Антонио был тоже убит.
Он лежал в двух шагах от пулемета, кажется, еще готовый поднять свое упругое, сильное тело, глянуть вокруг спокойным взором, выдававшим большую, но так и не выраженную до конца душу…
Но это только казалось: Антонио был убит наповал. Пули буквально изрешетили его.
В пору было сойти с ума от отчаяния, потеряться в этой лавине непредсказуемых событий, но, странное дело, Алеша ощущал спокойствие — такое безбрежное спокойствие, которого не было еще никогда. Ярость, ярость владела им. И он знал, что только спокойствие, только власть над собою оставляют ему последний шанс расплатиться с коварным врагом.
Оранжевобрюхий вертолет, развернувшись, устремился в новую атаку. Он заходил уверенно, прежним курсом.
Алеша поймал в прицел грузное тело вертолета и взял нужное упреждение. Плавно нажимая на спусковой крючок, он мысленно благодарил Антонио за науку, уверенный, что не промахнется…