- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (32) »
Анастасия Благодарова Все хотят
Глава 1 — Печенье с топлёным молоком
Облако пара с ароматом свежеиспечённого печенья разорвало ветром в клочья. Тася жадно затянулась в надежде-таки ощутить обещанный привкус топлёного молока. Слабенькая химическая сладость подразнила язык и вырвалась с кашлем. Злая жизнь — ни удовольствия, ни денег. Даже погода забирает последнее, чем полезна электронная соска — туманную завесу. Сползая с губ, она моментально тает в неспокойном воздухе. Тасе нравилось, что может спрятаться за паром хотя бы на секунду. Что эту секунду никто не видит её лица. Что до альтернатив… в шарфе жарко. А вейп1 вкусный. Во всяком случае, был таковым с жижей «Булка». Никаких лёгких «мят» или «жвачек». «Даже здесь — лишь бы пожрать» — по привычке подколола себя девушка, обводя взглядом университетский дворик. Прошлогодняя трава жухла буквально на глазах. Свежая в марте не проклюнется — слишком холодно. Какая-то собака, а может, очередной охотник за «сокровищами» минувшей ночью раскопал гравий, устилающий лучи пешеходных дорожек. Теперь камешки то тут, то там мусором серели на заиндевевшем газоне. Голая земля клумб голубела льдом. Из-за формы своей они больше напоминали неухоженные могильные цветники. На всю эту красоту — всего одна скамейка, занятая первокурсниками. По-видимому, те уже прониклись беззаботностью студенческой жизни. Разумеется, сидения будут грязными, если топтать их ногами, а тушами ломать спинку. Водрузились, как воробьи на забор. Эти самые воробьи, настоящие, с пёрышками, скакали тут же, клевали шелуху. Незнакомая компашка плевалась семечками, соревнуясь, кто дальше, и хохотала. Тася же предсказуемо предпочла уединение. Потирала плечом столб, подпирающий козырёк крыльца первого корпуса. Старательно убеждала себя, что ребята смеются не над ней. До укола электричества в зубах прикусила дрип-тип2, заприметив на горизонте яркое пятно. Точёная фигура в ядовито-красном пальто приближалась стремительно. Шпильки сапог с приятным шорохом погружались в каменное крошево, но модница будто парила над землёй. Завитушки кудрей озорно прыгали у висков, обрамляя счастливое лицо. Тасе страсть как захотелось, как пишут психологи, «орально зафиксироваться» на мундштуке для успокоения. Сосать — не глаголом жечь. Маринка избавила — помахала издалека. Беседе быть. Птичьи кормильцы синхронно проводили красавицу взглядами. Тася, не выпрямляя шеи, сделала над собой титаническое усилие — оторвалась от «соски». Саркастично пробурчала: — Какие люди, да вовремя! Аж к третьей паре. — Артур подвёз. Зацени, — Одногруппница покружилась на месте, демонстрируя обновки. — В Новосибе купили. — Где?! — опешила подруга. — Ты когда успела? — Мы! С Артуром, говорю же! Уголок обведённых блеском губ дёрнулся. Скользящий по лбу и линии носа взгляд Марины сделался изучающим, колючим. Таким ныряет лаборант в окуляр микроскопа. Тася угадала, что сейчас будет. Заранее сложила руки на груди в защитной позе. Голос подруги стал тише: — А ты средством моим не пользовалась, что ли? Или это аллергия? Та жадно вдохнула пар, медленно выдохнула. — Не помогает мне ничего. — Конечно, не поможет, если тебе не надо! Тася опустила голову ещё ниже, укрывая лицо волосами хотя-бы по краям. Однажды, что называется, психанула — обесцветила на дому. Мышиный русый, конечно, в итоге всё равно взял своё, зато осталась ломкость, с сухостью на кончиках и хронической жирностью у корней. В принципе, много чего осталось с прекрасной юности — рытвины от акне, да и само акне до кучи, вкупе с высыпаниями по пышному телу то там, то сям. Если второй подбородок выражается исключительно из-за сутулости, то двадцать лишних килограммов появились от большой любви к мучному. Любви большой, да не взаимной. Одна радость — вкусная. Еда никогда не предаст и не обидит. До тех пор, пока не вырастит в цене. Марине не понравился защитный жест Таси. Что опять пытается спрятаться — не понравилось. Не щадя маникюра своего, смахнула жиденькую прядь с изувеченной «цветением» круглой щеки. — Перестань! — и, плотно сжав губы, очевидно смягчилась. Эта её сторона, заботливая и честная, была единственной нитью, зовущую некрасивую подругу держаться поближе к красивой. — Сама себе хуже делаешь. — Тут можно хуже?! — Ну! — не узнала издёвки Марина. — Волосам уход нужен, масочки. А это? Вот что на тебе опять? Ты в этом худи на субботнике по кустам шлялась. — Не на всех хватает богатеньких Артуров, знаешь ли. — Не язви. Хочешь остаться старой девой? Тася хмыкнула. Отвернула голову, чувствуя, как закололо в носоглотке. «Старая дева». Да, в двадцать — уже пора. Не стоило. Не стоило ничего рассказывать Маринке о своей жизни. Она вроде и понимает, и как будто бы нет. Или ей всё равно? Сколько стоят её слова? Да и зачем вообще Марине Тася? Возраст решает? Возраст и красота? Стало быть. Мама «в своё время» много плакала. Её предупреждали — не водись с мальчишкой! Между супругами пропасть в десять лет. Десять лет душа в душу. Затем отец сруливает к молодой, оставляя мать одну на старость лет. Или ещё образец — старшая сестра. Откопала, чёрт знает, где, благоверного — трутня-полудохлика, бытового инвалида. Зато ему хватало сил любить постороннюю на не его кровати, не в его квартире. Сестра поймала на измене… и осталась с ним. Лишь бы были «штаны». У Таси, тогда ещё подростка, мир с ног на голову перевернулся. Если у таких женщин, на лицо приятных, и по характеру хороших, вот такое, то кто светит ей? Уж лучше никто. Никогда. Непрошенный страшный вывод нагрянул бессонной ночью совершенно нечаянно и катком подмял под себя. С той поры худышка-замухрышка, к прочей радости, попёрла в ширину. Сколиоз запряг в довесок. Дерматологи сто советов надавали. Всё пройдёт, ты только роди! Только сладкого не ешь. Только в лес сосновый на ПМЖ укати. Жизнь половую начни. «И масочки, — напоминала себе Тася. — Горели бы в аду эти масочки! Вместе лекарствами для нищих». То даже глубоко философично: жить без масок, без макияжа и украшений, являя свою истинную гнилую личину. По Достоевскому повестка. Один чёрт, в свободные вечера только книжками баловаться остаётся. Холодный ветер подсобил — высушил невыплаканные слёзы, высосал из белков красноту. Последняя затяжка показалась горькой. Хоть на асфальт швыряй паровую шайтан-машину, на потеху гогочущим первашам. Но Тася сдержалась. — Да кончай уже дуть! Сейчас семинар у Груши, — Марина игриво
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (32) »