вспоминали между прочим о том, как некий лейтенант Манцев, то ли с линкора, то ли с эсминцев, надумал вдруг (бывают же чудаки!) потягаться со штабом в трактовке некоторых статей устава, за что и дали ему по шапке. История настолько обычная, что вскоре она заслонилась другою, забылась, и фамилия тоже забылась.

На гарнизонной гауптвахте камера младшего офицерского состава долго еще потешалась перед сном серией похождений одного лейтенанта, которому по ошибке выдали в ателье шинель с погонами вице— адмирала. Походив какой— то час в ней, этот лейтенант спятил и такого наворотил, что расхлебывать кашу пришлось уйме адмиралов.

Потом и про лейтенанта забыли, как и о том, что в те годы было в Севастополе и чем тогда жила эскадра.

Лишь немногие помнят день и час, когда с линкоровского барказа сошли на Минной стенке офицеры, приглашенные Олегом Манцевым на смотрины шинели из тончайшего адмиральского драпа. Было воскресенье, 15 марта, три часа дня, где— то гремела музыка, из кафе «Ржавый якорь» (не путать с «Рваными парусами» на откосе Приморского бульвара) доносились возбужденные весною голоса. В киоске, заколоченном на зиму, уже бойко продавали газировку и папиросы. (Как хотелось жить и служить!.. Как мечталось!..) Медсестричка попалась навстречу, ошалевшая от весны, не пожелавшая знакомиться с командирами башен, батарей и групп линейного корабля.

Пересекли улицы, и когда проходили мимо кафе— кондитерской, Олежка Манцев сунул нос туда, предупредил, что вскоре будет здесь, в новой шинели, и дал заявку: «Оркестр и шампанское!» Поднялись на гору по каменным ступеням. Манцев показывал дорогу. Портной — в фартуке, с сантиметром на шее — открыл дверь. «Прошу, молодые люди…»