Libra Tenmanth Волк

Мне было лет десять, когда в доме ночью случился страшный переполох. В подъезде выл волк. Соседи толпились на лестничных пролётах и испуганно переговаривались.

Вой доносился с верхнего этажа. Несколько мужчин поднялись наверх, и оттуда один из них крикнул, что это с чердака, а чердак закрыт. В общем народ немного успокоился и стал постепенно растекаться по квартирам, но общий тревожный настрой всё же оставался.

На следующий день я столкнулся в лифте с незнакомцем. Он весело посмотрел на меня и спросил:

— Тебе на какой этаж?

— На шестой, — ответил я, разглядывая его. Он был молод и очень красив. Я сразу же проникся к нему симпатией.

Я вышел из лифта на своём этаже, а он поехал дальше. Я стоял на площадке до тех пор, пока наверху не хлопнула дверь квартиры. Так я узнал о своём новом соседе, поселившемся совсем недавно на десятом этаже. С этого дня, возвращаясь из школы, я постоянно встречал его в лифте. Мы познакомились. У него было необычное имя — Томас-Кьюин. Но он просил его называть просто Том. Мы стали большими друзьями. Частенько мы сидели у него и часами болтали.

Родился Том в Австрии, где до восьми лет воспитывался в детдоме в маленьком городишке недалеко от столицы. А в восемь лет его усыновила бездетная американская пара, и Том переехал жить в Америку. По окончании колледжа он учился в университете, а потом приехал работать в Россию по контракту.

Я как-то спросил о его настоящих родителях, знает ли он их, на что Том долго не отвечал, а потом сказал:

— Нет, я их не знаю. Сколько себя помню, я всегда был в детдоме. Видимо, меня там оставили, когда я был ещё совсем маленьким.

Наша дружба продолжалась три года. За это время я познакомил Тома со своей мамой. Он научил меня играть в шахматы, а ещё научил разбираться в электронике. Я так гордился, когда сам смог починить дома радиоприёмник. Мама хвалила и улыбалась, глядя на мой щенячий восторг, и, видимо, по этой причине была не против нашей дружбы, но Том вызывал у неё странное беспокойство, причём она не могла объяснить, почему.

И всё, казалось, было просто замечательно, пока однажды я не заметил в Томе странные перемены. Он стал сторониться меня, и иногда из-за закрытой двери его квартиры доносились странные урчащие звуки и возня. Я было решил, что Том завёл себе собаку, но он сказал, что даже и не думал об этом. А однажды, когда мы вместе спускались по лестнице (лифт тогда не работал), нам навстречу шла соседка с восьмого этажа. Она возвращалась с прогулки с собакой. И когда мы поравнялись с ней, собака вдруг ощетинилась и оскалила зубы, зарычав на Тома. Тот отпрянул и рыкнул на собаку, на что та в ответ залилась злобным лаем. Я с нескрываемым удивлением смотрел на Тома. И вдруг на какое-то мгновенье он словно растворился в воздухе и на его месте я увидел невесть откуда появившегося зверя с горящими глазами.

Я испугался и дёрнул его за руку. Он обернулся и словно очнулся от наваждения. В следующий момент он проскочил мимо меня и устремился бегом вниз. Я побежал за ним, оставляя позади ошеломлённую соседку, пытающуюся удержать своего пса.

После этого дня Том стал неузнаваем. Он был страшно рассеян и всё чаще замыкался в себе. Его всегда горящие озорным огоньком глаза потускнели, его жесты, взгляды, всё изменилось. Я понимал, что с ним происходит что-то неладное, но боялся спросить об этом, потому что в ответ мог услышать, что я ещё маленький.

И вот, наконец, я не смог удержаться. Я подошёл к нему и спросил:

— Том, ты в порядке?

Он не ответил. Он вообще меня не слышал. Его мысли были где-то далеко, а остекленевший взгляд был устремлён в пустоту.

Я тронул его за плечо. Он испуганно дёрнулся от прикосновения и обернулся ко мне.

— Что с тобой? — спросил я.

Он посмотрел мне в глаза. Я никогда не забуду этот взгляд. Мне показалось, что он вот-вот заплачет. В его глазах было столько боли, что сердце у меня сжалось в комок.

— Мне трудно, Саня, — сказал Том больным голосом. — Мне очень тяжело.

Я молча смотрел ему в глаза.

— Я болен, Саня. Очень тяжело болен, — продолжил он.

— Это серьёзно? — спросил я после недолгой паузы.

— Намного серьёзнее, чем ты думаешь, — ответил Том.

Честно говоря, мне стало страшновато. Я испугался той таинственности, что была в голосе Тома, и, видимо, это отразилось на моём лице, потому что он виновато взглянул на меня и отвёл глаза.

— Извини, Саня, — сказал он. — Я вовсе не хотел тебя испугать.

— Я ничего, — ответил я заикаясь. Ноги у меня подкашивались от неожиданно навалившейся слабости, и я сел на стул.

— Можешь не бояться, я не заразный, — сказал Том.

— И врачи не могут тебе помочь? — спросил я.

— Никто и ничто на свете не может мне помочь.

— А что это за болезнь?

— Я… Я не могу сказать. Хотя и не сказать тебе тоже будет нечестно, — он сделал паузу. — Я просто… понимаешь, всё это выглядит настолько неправдоподобно… я и сам иногда в это не верю, но… — он снова замолчал.

В воздухе повисла гнетущая тишина. Том молчал, и я тоже молчал, ожидая, когда он снова заговорит.

— Тебе приходилось когда-нибудь прятаться от самого себя? — неожиданно спросил Том.

Я даже растерялся, услышав этот вопрос, и не ответил.

— А я делаю это всю свою жизнь, — сказал Том. — Я устал. Очень устал.

— От чего? — неожиданно для себя спросил я.

— Я волк, Саня, — вдруг выдал Том.

От изумления я даже ахнул. Настолько это было неожиданным. И тут вдруг мне вспомнилась та сцена на лестнице с соседской собакой.

— Ты оборотень? — выпалил я.

— Нет. Я волк в человеческом теле.

Я был ошеломлён.

— Как? Как это так?

— Так-то, Саня, — Том сокрушённо покачал головой. — Во мне живут два существа. И в последнее время в борьбе между мной-человеком и мной-зверем второй всё чаще одерживает верх. В такие моменты я стараюсь уйти подальше, чтобы, не дай Бог, кому-то случайно не причинить вреда, — Том провёл рукой по лицу, стараясь как можно незаметнее для меня смахнуть навернувшиеся на глаза слёзы. — Со стороны это может выглядеть как сумасшествие. Но я-то знаю, что я не сумасшедший.

— И что ты теперь будешь делать? — спросил я.

— Я долго думал об этом. Для меня есть лишь единственный путь избавиться от всех моих мучений. Это смерть.

— Но зачем? — я откровенно его не понимал.

— Я больше не могу так жить. Мне нет места ни среди зверей, ни среди людей. Я везде чужой, — он посмотрел на меня глазами, полными слёз. — Только ты один был для меня единственной радостью в жизни.

— Ты для меня тоже, — я подошёл и обнял его. — Ты для меня, как старший брат. Я очень люблю тебя, Том.