каравай хлеба, головку сыра, яблоки и бурдюк с медовым вином. По всем правилам грядущего праздника Солнцеворота. Никак решила его задобрить, словно духа лесного? Это что-то новое.

– Выйди, Хозяин лесной. Покажись мне!

Руки загорелые раскладывают на пне подарки. Достают со дна корзинки острый нож, режут палец. Тяжелые алые капли падают на хлеб белый, на сыр душистый. Стелется над поляной аромат свежей крови. Темнеет в глазах от жажды. Быстрой тень выпрыгнуть на свет, руками прижать к земле худые плечи, впиться клыками в нежную шею…

– Уходи, – шепчет беззвучно. – Пожалуйста.

Только бы не выдать себя стуком сердца, рыком глухим да скрежетом когтей по древесной коре. Только бы не услышала и не подошла ближе!

Насилу себя переборол. Улучил момент, пока она отвлеклась на шум птичьих крыльев, обратился волком и серой молнией рванул в глубь леса. Отдышался кое-как, скорчившись на влажной прохладной траве, унял бешеный стук сердца. Потряс головой, разгоняя кровавый туман перед глазами. Нужно вернуться. На запах крови весь лес сбежится. А ну как нападет на нее какой хищник одуревший? Не отобьется ведь.

В волчьем облике вернулся с другой стороны. Схоронился в тенях. Она все так же стояла на поляне и озиралась по сторонам, сунув в рот порезанный палец. Звери к ней не подходили. А если и собирались, то теперь точно не подойдут. Его почуяли. Воля хозяина для них закон. Против него никто пойти не рискнёт.

Вздохнула она печально, подхватила пустую корзинку да и направилась к выходу из леса. Незаметно проводил ее до опушки, как всегда делал. Вороньими глазами проследил до деревни. А потом вернулся на поляну у края топи. Уселся на старую корягу. Отломил кусочек хлеба, сдобренного кровью девичьей. Жевал и думал.

Что-то с этой девицей было неладно. Что-то мешало ему ее сожрать. Даже в зверином облике не мог об этом думать. А уж в человечьем и подавно. С другими такого не было. Уж не течет ли в ней кровь древнего народа? Хорошо бы это выяснить. И хорошо бы, чтобы девица ещё какую глупость не выкинула. Ее упертости и баран позавидует.

Многие лета люди этот лес стороной обходили чуть ли не за вёрстку. Даже близко подойти боялись. Приходилось их выманивать сладкими речами да обещаниями. Пока не надоело с этим возиться. А эта сама пришла. Да ещё и тропку тайную с первого раза запомнила. Неспроста это все.

– Чует мое сердце, – отряхнул руки от крошек, – Намучаюсь я с тобой, красна девица. Ох, намучаюсь. И откуда ты свалилась такая на мою голову?

Ее звали Леся. Мать так назвала. Она плохо ее помнила, мать-то. Помнила косу черную, глаза зелёные, голос нежный да странные песни на чужом языке, что та пела ей вместо колыбельных. А ещё зелёные одежды. Всегда зелёные. Будь то нарядный сарафан или купальная рубаха.

Мать была пришлой. Пришла в деревню совсем молодой девкой, поселилась в пустом доме на окраине и жила там тихонько. Пока не повадился кузнец деревенский за ней ухаживать. Все честь по чести. Руки попросил, поженились по всем правилам, родили дочку. Хоть и не все этому обрадовались. Леся помнила, как мать за глаза называли чаровницей и плевали ей вслед.

А потом мать умерла от неизвестной хвори. Увяла, как цветок. Отец погоревал с лето да и женился второй раз. На деревенской. Та Лесю сразу невзлюбила. Велела гнать ее со двора. Даже на бесплатную работницу не польстилась. И отец отправил ее жить к бабке, своей матери. Лесе тогда пять лет от роду было.

Бабка внучке тоже не очень-то рада была. Стала ее поколачивать чем придется. Тогда-то она в лес и сбежала. Да чуть не заплутала там насмерть. Если б не Хозяин лесной. Он ее отыскал и из леса тропкой тайной вывел. Да наказ дал, никому о том не рассказывать. Перепугалась она тогда знатно. С перепугу будто память отшибло. Говорят, такое случается. Даже себе самой толком объяснить не могла, как из лесу выбралась. Через лето уж и не могла точно сказать: было оно на самом деле или приснилось?

Четыре лета в таком забытьи жила. А потом услышала от бабки старую сказку про Хозяина лесного да и вспомнила все разом. Стала в запретный лес ходить, звать Хозяина, подарки ему носить. Да только не отзывался он. Как в воду канул. И задумала тогда Леся выманить его по правилам, как в сказке описано.

Шуршит под босыми ступнями лесная подстилка, стелется по земле юбка сарафана. Летом сложно выбраться в лес. Разве что бабка пошлет за травами и кореньями. И то следит до самой опушки, чтобы не свернула ненароком в запретную чащобу. Да только она тропку тайную знает. С детства ее помнит.

Алые капли падают на траву. Руки онемели, почти не слушаются. Тяжело держать их на весу ковшиком, чтобы не расплескать горячую кровь. Кровь, что льется из этих самых рук. Порезы на запястьях горят огнем. По капле вытекают из тела силы. Вот уже и в глазах темнеет. И голос дрожит, язык заплетается. Того и гляди, рухнет на землю, как подкошенная тровинка.

– Выйди, Хозяин лесной, покажись, – слетают с побледневших губ слова заветные, – Я тебе попить принесла. Утоли свою жажду. Не боюсь я тебя.

Тишина в ответ. Лишь шуршат по кустам зверюшки да испуганно чирикают на ветвях птицы. Лес живет своей тайной жизнью. Зацепилась ногой за корень древесный, не удержалась да и грохнулась. Кровь по траве разлилась. Хорошо хоть сарафан не испачкала. Хотела встать и дальше пойти, но не смогла. Сил совсем не осталось. Так и лежала на сухой траве, чувствуя, как уходит жизнь.

Тень размытая встала перед глазами. Даже силуэта не разобрать – только бурые пятна перед глазами. Видимо, медведь на запах крови пришел. “Вот и все” – думает, – “Сейчас задерет меня насмерть”. И устало закрывает глаза.

– Вот ведь глупая… – голос знакомый звучит укоризненно. Руки сильные поднимают ее в воздух. И несут куда-то бережно. Замерла, вздохнуть боится. Получилось! Значит не врет старая сказка. Улыбнулась тихонько да и провалилась в забытье. Будь что будет…

– У Хозяина лесного голос ласков, да норов жесток, – древняя старуха обвела суровым взглядом стайку девчушек. – Сладкими речами заманивает он невинных девок в топь и всю кровь из них высасывает. До капли!

Девчушки испуганно вскрикнула, а старуха уставилась на Лесю:

– Коли жизнь дорога, не ходите в чащу!

Та продолжила прясть, старательно не замечая бабкин взгляд…

– Ну и зачем ты это сделала?

Леся открыла глаза. Вокруг полянка знакомая на краю топи. Лежит на траве, руки какими-то листьями обернуты. Холодят приятно и боли нет. Рядом на куске коры горка алых ягод. Незнакомых, она таких раньше не видела.

– Съешь ягоды. Они полезные. Так зачем руки-то порезала?

– Тебя искала, – села осторожно, взяла ягодку, стала озираться по сторонам.

– Не