Рисуя смерть Татьяна Лаас

Глава 1

Если у родственников и знакомых можно было бы спросить, кто такая Терри Уильямс, то ответы бы почти совпали. Мелкая, худая, незаметная, вполне симпатичная брюнетка без недели двадцати шести лет от роду — мать при этом закатывала глаза вверх и добавляла: “Старая дева!”, а отец вздыхал: “Я в её годы уже…!”. “Уже” каждый раз было разное. Почти без друзей — школьные и университетские знакомства сохранились, но как-то… Уже слишком редко пересекались, если звонки по праздникам можно считать за пересечения. Немного забавная, немного неуверенная в себе, без личной жизни и… Знакомые добавляли: “Без перспектив!”, родственники же знали — перспективы у Терри есть, она продолжит дело семьи — руководство небольшой, но довольно прибыльной галереей искусств. Не Тейт, конечно, далеко не Тейт, но тоже со сложившемся уже именем и известностью.

Если бы саму Терри спросили, какая она, то она бы затруднилась ответить. Может, сказала бы только, что находится в поиске. В поиске себя, своего места в мире и в поиске вдохновения. И работы тоже — взгляды Терри на жизнь и перспективы со взглядами родителей категорически не совпадали. Но пока поиск вновь откладывался… По причине неуверенности в себе.

Оставалось всего полчаса до закрытия, залы галереи опустели, Элли уже отпросилась и сбежала, Терри просто так, без цели обходила ярко освещенные залы и выключала свет — это не входило в её обязанности, но что-то делать надо, чтобы не умереть со скуки. И в одной из зал, не самой посещаемой, кстати, потому что здесь хранились картины кисти Питера Уильямса старшего, деда Терри, и Питера Уильямса младшего, отца Терри, она обнаружила пару посетителей своего возраста, а то и помладше. Одетые для галереи обычно — черные костюмы, не самые дорогие при этом, белые рубашки, стильные синие галстуки. Бросалось в глаза другое — фигура, движения, стать. Грация… Парни были высокие. Выше Терри головы на полторы, сложенные, как идеальные модели для позирования — пальцы Терри даже зачесались от желания тут же зарисовать этих парней: длинные ноги, узкий таз, тонкая талия, широкие плечи. Даже слишком широкие у коротко стриженного блондина со сжатыми в узкую полоску губами и колючими невзрачно-зелеными глазами — пиджак чуть ли не трещал на его плечах. Шатен, тоже коротко стриженный, на качка, к счастью, не походил. Почему к счастью, Терри и сама бы не сказала. Как раз сейчас шатен оглянулся на неё, отвлекаясь от картины, и тепло улыбнулся ей. Она, с трудом подавляя желание расплыться в неподобающе широкой для серьезного искусства улыбке, подошла к ним:

— Нужна помощь, господа?

Блондин сухо сказал:

— Не могли бы вы рассказать нам об этой картине? — Он кивнул на висевший на стене триптих “Последний миг”. Картина по центру была портретом неизвестной девушки, довольно красивой, изображенной на фоне комнаты. Картины по бокам, изображавшие эту же самую девушку с левой и левой сторон, дополняли убранство комнаты — становилось ясно, что девушка стояла в проеме окна, готовая сделать последний шаг из комнаты.

Терри кивнула:

— Конечно. Это последняя картина кисти Уильямса старшего является триптихом…

Шатен мягко её перебил:

— Простите, мисс Уильямс, — он прочел её имя на бейдже. — Я слышал, что “Последний миг” является квадриптихом. Есть еще картина, изображающая вид девушки со спины и открытое небо перед ней.

Терри поджала губы — по поводу этой картины инструкции отца были строгими. Очень.

— Простите, вы ошибаетесь. Это триптих так называемого периода самоубийств художника Уильямса старшего. Он никогда не писал квадриптихи. Если вы знакомы с этим периодом в жизни художника, то знаете, что его кисти принадлежат еще несколько картин: “Последний полет”, “Последний вдох”, “Последний шаг”. Триптих “Последний глоток” не был закончен, так что в зале представлен только диптих. Хотите осмотреть?

Блондин подался вперед на Терри, немного пугая её — уж сильно сжались его челюсти, а губы стали совсем бесцветными. Если бы не костюм, он бы походил на уличного бандита. Порыв блондина остановила вытянутая перед ним рука шатена:

— Алекс, я сам. Простите моего друга. Он не хотел вас пугать. — Он протянул визитку с фамилией и номером телефона, ни указаний на место работы, ни должности на ней написано не было. — Если вдруг вспомните что-то о квадриптихе. Меня зовут Грег Плитт.

Терри не удержала смешка:

— Простите, заметно.

— Это… Коварная случайность, — рассмеялся Грег, выслушав уже знакомую ему шутку. — Превратности судьбы. На самом деле ничего общего.

Она вновь повторила:

— Заметно.

Скулы парня немного покраснели, то ли от смущения, то ли от обиды.

Он указал на блондина:

— А это мой партнер Алекс Смит.

Тот сухо кивнул. Терри сказала, пряча визитку в кармане облегающего жилета:

— Конечно, если что-то узнаю о четвертой картине, то позвоню вам. — На работе она вынуждена была выглядеть, как офисная мышь — строгая длинная юбка, белая блуза и жилет, как меньшее зло, чем пиджак

Парни попрощались и пошли на выход. Блондин двигался резко, скупыми, точными, отрывистыми движениями, а шатен словно танцор или дикий зверь, пластично и завораживающе, так что глаз отводить не хотелось. По его немного напрягшейся спине, стало понятно — Грег заметил, что Терри продолжает провожать его взглядом. Алекс выдавил из себя напоследок, бросая другу:

— И все же это точно она.

Грег запрокинул голову вверх:

— Алекс, это совпадение. Я учился с парнем, похожем на Мону Лизу один в один. Скажешь, это его портрет написал Леонардо? — Под конец своей речи он приобнял Алекса за плечи и потащил через турникет. — Мистика…

Мистика… Как часто это слово упоминали дома. Терри в который раз прошлась по залу, рассматривая триптихи.

Только “Последний миг” был с портретом самоубийцы, остальные триптихи изображали лишь вид со спины жертвы и с боков.

“Последний полет”… Вид со спины — мужчина, ярко освещенный солнцем, так что контуры его плавились и невозможно было его тщательно рассмотреть, уже летел куда-то за проем окна широко раскинув руки. Единственное, что точно можно было сказать о мужчине, уже по боковым картинам, так это то, что он был бледнокожим шатеном, почти как Грег Плитт, одетым в классические брюки и темную водолазку.

“Последний вдох” изображал светловолосого мужчину, замершего перед гигантской волной, вид с боков показывал, что бежать мужчине некуда — волна окружила его с трех сторон. Он делал последний вдох