Тамара Шаркова Санатория — Евпатория

Если у людей моего возраста будут правнуки, то их детство придётся на середину 21 века. Наши с ними детские годы будет разделять столетие! И что же им расскажут о нас их родители — наши внуки. Что мы были милыми старичками и старушками? Ворчливыми… Добрыми… Или дряхлыми, но мудрыми, как Тортилла… Ужас!!! Если бы я была феей времени, я бы позволила взрослым консервировать себя в детском возрасте. Хотя бы ненадолго. И какое-то время они могли бы бегать, прыгать и играть со своими потомками в своём настоящем виде. Потому что очки с толстыми стёклами, палки и тёплые носки в летнюю жару — это тот ужасный грим, который накладывают на людей годы. А внутри они остаются мальчиками и девочками. Каждый из нас мог бы выбрать тот возраст, в котором он чувствовал себя самим собой. Кому-то было уютно в первом классе, кому-то — в выпускном, а мне, например, — в шестом и седьмом.

Первый раз я попала в детский лагерь санаторного типа, как бесплатное приложение к брату-отличнику. Брали только школьников. Потому мне велено было говорить всем, что я учусь в первом классе. Старшая сестра и брат сочинили для меня «легенду» и для верности таскали в школу: показывали парты и учили писать мелом на черной доске. Просто смешно! Я уже год занималась в музыкалке, дружила со второклассниками, писала прописными буквами и сама прочитала «Золотой ключик»! Какими бестолковыми становятся нормальные дети, когда взрослеют! Брату, который был старше меня ровно в два раза, полагалось за мной «присматривать». Как же! Сразу же по приезде он заболел дизентерией и провел положенное для отдыха время в изоляторе. Раза два, когда он выздоравливал, мне удалось переговорить с ним через щель в заборе и даже передать липкий комок конфет-подушечек, накопленных за несколько полдников. А он сунул мне в руку печенье. Был первый голодный послевоенный год. Каждый из нас, сохранивший редкое лакомство для другого, совершал маленький подвиг.

Брат покинул место своего заточения за день до отъезда.

— Никогда в жизни не поеду больше ни в какой лагерь, — сказал он с горечью. — Двоечников сюда нужно посылать!

В лагерь с тех пор он действительно никогда не ездил.

Меня же не остановил ни чай из солоноватой воды, ни несъедобное блюдо из морской капусты, ни то, что колтуны и насекомых из моих длинных волос мама вычёсывала частым гребнем не один день. Меня звало МОРЕ!

Рецепт от доктора Сливко

Когда мне исполнилось столько же лет, сколько было брату в лето нашей совместной поездки в Крым, я в очередной раз сама «заслужила» право провести целую смену в «Евпатории- санатории». В табеле у меня были пятёрки, а в выписке из лечебной карты соответствующий диагноз: хроническая ангина и что-то там про «шум в сердце».

«Полоскание горла морской водой и целительное плавание!» — огласил доктор Сливко свой вердикт. Я всегда видела его с кожаным ремнём на голове, к которому крепился рефлектор величиной с блюдце. В первом классе мне хотелось посмотреть, как он спит: снимает это блюдце и кладет на тумбочку или просто поворачивает его ребром. И ещё я собиралась выкрасть и забросить куда-нибудь подальше все его ужасные металлические палки с зеркальцами, которыми он лазил в рот несчастным больным детям.

«И ставил, и ставил им градусники…»

На сборный пункт в Киев приехали ребята из разных городов. В одну комнату собрали девочек, а в другую мальчишек. Родители остались на улице. Пока не пришли врач и медсестра, все толкались в четырёх стенах и искали знакомых по прошлым сменам. Медсестра принесла большую стеклянную банку с ватой на дне и ёжиком из градусников. Она была в белом халате, шапочке и круглых очках. Медсестра вынимала и встряхивала градусники и ставила их каждому подмышку. При этом она наклонялась, и очки, как лыжники с трамплина, съезжали на кончик её длинного носа. Она поправляла их тыльной стороной ладони. Сколько было детей — столько раз и поправляла.

Через минуту почти все, старались незаметно подсмотреть, не слишком ли резво поднимается вверх серебристый столбик. Одни со страхом, что не поедут в Крым, другие с надеждой, что отправятся домой.

Раз — теленок, два — козленок…-

В купе плацкартного вагона, рассчитанного на 6 взрослых, ехало 10 детей. На противоположные полки положили деревянные щиты, на них матрасы — и готова постель для четверых ребят. Девочки в одном вагоне, мальчики — в другом.

Ходить по вагону без крайней важности не разрешалось.

На завтрак и ужин раздавали бутерброды с сыром, на обед — хлеб с котлетами. Какао и чай наливали из большого чайника в казённые стаканы с подстаканниками, а воду — в собственные кружки и чашки.

Ехать предстояло двое суток.

Вначале царила кутерьма и было очень весело. Те, кто были знакомы, старались занять место в одном купе. Лучшие места, разумеется, были на верхних полках. Домашние дети из младших классов пугливо жались по углам.

Подростки 13–14 лет, закалённые опытом нескольких поездок, уверенно занимали купе, подальше от проводника, дежурного воспитателя и пионервожатого. Мне было 12, но я почему-то всегда попадала в старший отряд, и потому считалась среди них своей.

Наконец все устроили свои чемоданы на и под полки, улеглись головой к окнам и стало тихо. Иногда кто-то кричал: «С нашей стороны коровы!» «Гуси! Гуси! С нашей — гуси!»— откликались с боковых полок. Какое-то время все занимались подсчётом свиней, петухов, собак, телят, коз и прочей живности. Особым вниманием пользовались утки с утятами и наседки с цыплятами.

Когда надоедало смотреть в своё окно, переворачивались и смотрели в окно напротив. Изредка пробегала пионервожатая и пересчитывала девочек. Иногда на полках оказывалась лишняя голова или дополнительные пятки, потому что началось хождение «в гости к соседям». Вожатая Маша твердой рукой пресекала подобные вольности.

В ожидании обеда принялись за домашние припасы. Когда принесли котлеты, все уже объелись сладким, и половину из них унесли мальчишкам, как добавку.

«Тихий час»

Потом полагался тихий час. Всем было велено лечь пятками к проходу и спать. Старшие девочки в последних купе сразу же возмущенно зашумели, и напомнили вожатой, что спят не в «тихий», а в «мертвый час», и что она перепутала пионерский лагерь с детским садом.

Сошлись на том, что спать будет, кто хочет, а остальные не будут им мешать. Малыши и вправду заснули, а кто постарше принялись играть в «морской бой», «города» и «слова». Вскоре все линкоры и катера были потоплены, города на «К» закончились, а слово «коллективизация»