специальности морского инженера — в журнале «Теплоход».

У него все получается, несмотря на препятствия. В 1911 году возникает новая коллизия — его высылают из Петербурга за нелегальное проживание. «Если я что-нибудь значу в русской литературе, то этим я целиком обязан Петербургскому Охранному отделению, — писал Замятин в «Автобиографии» 1922 года. — … я года два очень безлюдно жил в Лахте. Там от белой зимней тишины и зеленой летней — я написал «Уездное». С «Уездного», собственно, и начинается писатель Замятин. Первые два рассказа — проба пера. «Уездное» — это уже новая литература. Пусть даже сюжет и персонажи не совсем оригинальны. Главное здесь — новое видение, образность, умение автора зацепить внимание читателя неожиданными метафорами, сочетанием слов, новым ритмом, сбивчивым-пе-ребивчивым. И вот перед нами живая и страшная картина уездной Руси: глупой, предательской, пустой, примитивной, жадной.

«Уездное» сразу же привлекло внимание к Замятину. «…Вещь, написанная по-русски, с тоскою, с криком, с подавляющим преобладанием содержания над формой», — отмечал Горький.

Такое случается редко. Но с Замятиным произошло. Одна небольшая повесть, напечатанная в журнале, сразу же сделала автора известным, признанным, авторитетным писателем.

И поэтому никого не удивило, что, вернувшись в сентябре 1917 г. в Россию после полуторагодичной командировки из Англии, где он строил ледоколы. Замятин вскоре выступил организатором и наставником группы молодых писателей «Серапионовы братья». (Из этой группы выросли в знаменитых писателей Михаил Зощенко, Константин Федин, Всеволод Иванов, Беньямин Каверин, Николай Тихонов…) К тому времени, правда, Замятин стал автором еще нескольких повестей, рассказов, политических сказок — «Алатырь», «На куличках», «Островитяне». «Дракон», «Знамение» и др.

В 1921 году Замятин завершает работу над романом «Мы», о котором в автобиографии 1922 года пишет: «…роман «Мы» — самая моя шуточная и самая серьезная вещь».

Роман «Мы» сделал его автора широко известным в мировом масштабе. Это антиутопия о государстве будущего, где высочайшие достижения науки и техники направлены на то. чтобы превратить членов общества в бездушные и бесправные винтики государственной машины, где личности практически уже не существуют, даже их имена заменены «нумерами», где существование нумера настолько регламентировано, что даже сексуальные часы и партнеры предписаны сверху.

Замятин нарисовал картину абсолютно тоталитарного государства. однако многие отечественные критики восприняли роман как пасквиль на Советскую Россию, на социализм. Даже такой проницательный и тонкий критик, как Корней Чуковский, записывает в своем дневнике 7 октября 1923 года: Роман Замятина «Мы» мне ненавистен… Все язвительное, что Замятин говорит о будущем строе, бьет по фурьеризму, который он ошибочно принимает за коммунизм»^[1].

Подобные высказывания можно найти у М. М. Пришвина, не говоря уже о сонме одописцев новому строю, который только формировался и пути развития которого трудно было предугадать.

Так что «самая шуточная вещь» была воспринята отнюдь не шуточно. И несмотря на то, что роман многие читали в рукописи или же слышали его в устном исполнении на публичных чтениях в больших аудиториях в 1921–1923 годах, напечатать его в России в те годы не удалось. Ретивые цензоры узрели в произведении Замятина злую пародию на социализм и коммунизм.

Впрочем, именно так воспринимали роман и на Западе. Несомненно, что такое понимание послужило толчком к публикации переводов романа «Мы» на английский, французский, чешский языки в 1925–1928 годах.

В 1927 году роман был опубликован с незначительными сокращениями и некоторой редакционной правкой в пражском журнале «Воля России» (№ 2–4), одном из наиболее известных в то время изданий русской эмиграции. Очевидно, чтобы обезопасить автора от неприятностей на родине, публикация предварялась следующим примечанием от редакции: «Одно из интереснейших произведений современной русской литературы, роман Е. Замятина «Мы», изображающий жизнь людей в 26-м веке, до сих пор не появлялся на русском языке. Желая ознакомить читателей «Воли России» с романом, мы воспользовались тем, что в газете «Лидовы Новины», издающейся в г. Брно, помещен чешский перевод «Мы». С любезного согласия редакции помещаем извлечения из романа. Для большей точности и приближения к подлиннику мы постоянно сличали чешский перевод с английским, вышедшим в 1925 году в Нью-Йорке»^[2].

Сравнение якобы обратного перевода с чешского на русский с оригиналом текста самого Замятина не оставляет сомнения в том, что у редакции журнала русский текст был. Достаточно привести один пример. Любой знает, как трудно перевести стихотворение, чтобы на другом языке оно сохранило ритм, смысл, образность подлинника.

Вот одно четверостишие из романа Замятина:

А вот якобы перевод:

Комментарии излишни.

Роман Замятина, конечно же, направлен против тоталитаризма, однако его значение значительно шире, чем толкования в СССР и на Западе. Он направлен против любого порабощения личности государством, против любого обезличивания, нивелировки человеческого существа, низведения его лишь до функции при любом общественном устройстве, против любого единомыслия и единодушия, ибо они в конечном счете приводят к остановке движения, к смерти.

Несомненно, в романе «Мы» Замятин провидел многие черты реального социализма: упорное стремление навязать единомыслие каждому члену общества, убедить все общество, что счастье может исходить из единого центра, от вождя, от Благодетеля и что это счастье нужно распространять по всему земному шару и за его пределы словом и делом, то есть при помощи пропаганды и силы, твердую уверенность, что страной и людьми можно управлять при помощи указов и предписаний (это Замятин высмеял еще в сказках о Фите)…

Но такова уж и в самом деле сила слова, что она преодолевает десятилетия и входит острым жалом в современность.

Вот фрагмент из статьи, напечатанной в Государственной Газете, которая приводится в самом начале романа «Мы» (ее авторы обращаются к гражданам Единого Государства):