— Но, когда солнце садится, становится немного прохладно. — Они снова почувствовали, что ускользают друг от друга.
— У вас красивый зонт, — сказала она, и это действительно было так: ярко выделялась золотая полоска и даже с расстояния нескольких футов нетрудно было заметить выгравированную монограмму — четкая буква G, соединенная с Н или L.
— Подарок, — он произнес это с удовольствием.
— Я восхищена тем, как вы поступили с голубем. Сама я lache 2.
— Я уверен, что это не так, — сказал он с доброй улыбкой.
— О, это так. Это так.
— Только в том смысле, что все мы перед чем-то трусим.
— Вы — нет, — она с благодарностью вспомнила о голубе.
— И я тоже, — ответил он, — на протяжении всего своего жизненного пути. — Ей показалось, он вот-вот начнет говорить о чем-то очень личном, и она вцепилась, словно прилипла к краю его плаща, чтобы вернуть его обратно; она и в самом деле прилипла; приподняв край плаща, она воскликнула:
— Вы где-то испачкались в свежую краску! — Хитрость удалась, он забеспокоился о ее платье, но, обследовав скамейку, они оба согласились, что скамейка здесь ни при чем.
— На моей лестнице что-то красили.
— У вас здесь дом?
— Нет, квартира на пятом этаже.
— С ascenseur 3?
— Нет, к сожалению, — он печально вздохнул. — Это очень старый дом в семнадцатом округе.
Дверь его неизвестной жизни со скрипом приотворилась, и она хотела отплатить тем же, рассказать что-нибудь из собственной жизни... но не слишком много. Она была так близка к откровению, что у нее голова закружилась.
— А моя квартира такая новая и современная! Даже тоску наводит. Двери в подъезд сами открываются, когда к ним подходишь, как в аэропорту.
Они говорили долго, и откровенность уже казалась естественной. Он узнал, как она покупает сыр на Пляс дэ ля Мадлен — для нее, из восьмого округа, рядом с авеню Георга V, это было целым путешествием. А однажды она буквально столкнулась у витрины с Танте Ивонне, женой генерала, та выбирала «Бри»4. А он покупает сыр на Рю дэ Токвиль, за углом своего дома.
— Вы сами?
— Да, я сам хожу в магазин, — его голос прозвучал неожиданно резко.
Она сказала:
— Прохладно стало. Я думаю, нам пора идти.
— Вы часто приходите в этот парк?
— В первый раз.
— Какое странное совпадение, — заметил он. — Я здесь тоже впервые, хотя живу совсем рядом.
— А я — довольно-таки далеко.
Они взглянули друг на друга с каким-то благоговейным страхом, будто разгадав тайну провидения. Он сказал:
— Если бы вы были свободны, может быть, вы бы согласились пообедать со мной?
От волнения она перешла на французский:
— Je suis libre, mais vous... votre femme?..5
— Она обедает в другом месте, — сказал он. — А ваш муж?
— Он не вернется раньше одиннадцати.
Он. предложил ей пойти в Brasserie 6 «Лорэн».
— Это в нескольких минутах ходьбы отсюда. — Она была рада, что он не выбрал более шикарное, более яркое и шумное место. Спокойная буржуазная обстановка brasserie внушала ей доверие. Хотя ей самой почти не хотелось есть, она с удовольствием смотрела, как развозили кислую капусту на старой удобной тележке. Эту тележку, наверно, использовали еще со времен войны. В меню было очень много названий. Они читали его долго-долго, все сильнее ощущая пугающую интимность обеда вдвоем. Когда подали заказ, они одновременно заговорили:
— Мне трудно было даже представить...
— Смешно, как это все случается в мире, — добавил он. Сам того не желая, он будто тяжелой плитой придавил этот разговор.
— Расскажите мне про своего деда, консула.
— Я никогда его не видел, — сказал он.
В парке, на скамейке, говорить было намного легче, чем здесь, на ресторанном диване.
— Почему ваш отец уехал в Америку?
— Жажда приключений, наверное, — ответил он. — И, вероятно, та же жажда приключений вернула меня обратно в Европу. Америка, во времена юности моего отца, ассоциировалась с кока-колой и лозунгом: «Время— жизнь». Но сейчас все уже не так.
— И вы нашли приключения? Ой, как глупо, что я об этом спрашиваю. Конечно же, вы женились здесь.
— Нет. Я привез жену с собой... Бедная Пейшенс.
— Бедная?
— Она без ума от кока-колы.
— Но кока-колу и здесь можно купить, — в этот раз она намеренно сказала глупость.
- Да.
Подошел официант и спросил, какое вино они будут заказывать.
— «Sancerre». Если вы не против, — обратился он к ней.
— Я плохо разбираюсь в винах, — сказала она.
— Я думал, все французы...
— Этим занимаются наши мужья.
Теперь он почувствовал тайную боль. Между ними была уже не только его жена, но и ее муж, будто вчетвером сидели они на диване: на некоторое время sole meuniere 7 позволило им не разговаривать. Но и молчание не спасло: два призрака совсем не хотели уходить; они так и остались бы, но женщина нашла в себе смелость снова заговорить:
— У вас есть дети? — спросила она.
— Нет, а у вас?
— Нет.
— Вы жалеете об этом?
— Мне кажется, всегда жалеешь, когда упускаешь что-то.
— Я рад, что не упустил сегодня парк Монсо.
— Да, я тоже рада.
Они снова замолчали. Но теперь им было спокойно и уютно: призраки исчезли и оставили их вдвоем. Их пальцы случайно соприкоснулись над сахарницей (они заказали землянику). Им совсем не хотелось задавать никаких вопросов; им казалось, что они знали друг друга лучше, чем кого-либо еще. Это было похоже на счастливый брак: они уже узнали все друг о друге, прошли испытание ревностью и теперь, достигнув зрелого возраста, обрели спокойствие. Из врагов остались лишь время и смерть. В конце обеда принесли кофе; и это напомнило, что время идет. Во всем остальном им повезло. Их не оставляло чувство, словно они прожили вдвоем целую жизнь, которая, как у бабочек, измерялась часами.
Мимо прошел старший официант.
— Похож на владельца похоронного бюро, — сказал мужчина. — Да, — согласилась она.
Он оплатил по счету, и они вышли. Это была предсмертная агония, и они были слишком слабы, чтобы долго сопротивляться ей. Он спросил:
— Я могу